тугие хлеба,
себя по щепотке раздать, если мало еды.
Меня, недолюбленнную, ты возьми долюби,
меня, неприкаянную, ты возьми разгляди.
Какие роняю слова, алы ли? Голубы?
Какие снега согреваю в негретой груди?
Добро до меня!
Всё добро динозавров, слонов.
Добро этих звёзд, что погибли, но льют зрячий свет.
Добро – путь добра. И раздробленных в мясо миров.
Добро
для побед!
***
Пусть убыло (крикнуть не смею!)
и четверть мне дорога:
верни, хоть с удавкой на шее,
с верёвками на ногах.
В любви, как в силках. И медно
бьёт колокол жгучих страстей.
Ты будешь всю жизнь безбедно
других привечать гостей.
Поклон им! Моя им радость
в час летнего ветерка!
А мне ничего не надо-
достаточно ветерка,
оставленного на кресле,
касанья локтя у перил.
Подчас недостоин песни
тот, кто на неё вдохновил.
Подчас недостоин царства
на троне сидящий царь.
Рабыню верни из рабства,
любимый мой Государь.
***
Для меня вся Россия – столица! Нет ножниц таких,
чтоб порезать её на провинции и на куски!
Городища – похожи! В твореньях и мыслях людских,
поварих и портних, где на рынках, вокзалах людских
расставанья, прощанья. И жизнь, как всегда, вопреки!
А на ярмарке Китежских, этих ложкарных матрёх
я совсем забываюсь. Столицам и всем не столицам привет!
За карманы цепляется пух да чертополох,
всюду запах хлебов, молока и с орехом конфет,
да мальчишки гоняют – коньки, мотовелосипед.
Здесь я в городе каждом, как будто когда-то жила,
здесь я в городе каждом, как будто рожала детей
и с Кремлёвой стеною, как будто сгорала дотла,
обретала. Струилась. Черна я была и бела,
в каждой кладке кирпичной – остатки моих есть костей!
А у старицы этой я слушала песню страстей.
Я бываю спесивей, как тысячи всех москвичей,
я бываю всех кладбищ бездонней, бесправней, мертвей
и вокзалов кучнее, старух всех ворчливых старей!
Ах, рабочая кость! Ах, народ ты безудержный мой!
Нет роднее могил, нет роднее терзаний твоих!
Заблуждений священнее нет. Всех худых, всех дурных.
Ты обманут всегда: от царей до крамол…
А ещё есть Канавинский (вы не видали?) вокзал!
Он огромный, как рыба. Я в брюхе его сколько раз
ожидала, встречала. Там бомж на скамеечке спал.
Там цыгане толпою…
Там можно – в Сибирь, на Урал.
Он – столица столиц! Он сплошной безотказный – отказ.
Он – Шираз, он – спецназ. Здесь в кафе, где похлёбка, дымясь,
пахнет рыбой и щами. Вот здесь постигала я сказ.
Говорила я «аз».
Аз воздам! И клялась – отомщу
неразумным хазарам. Я здесь постигала вертеп.
И раёк-балаган,