«фольксваген», останавливается у шлагбаума. Две девицы со своими бойфрендами курят и смотрят на меня, типа с чего это ее сюда занесло, а у самих в машине играет REO Speedwagon. Чтобы показать, что я не какая-то там пришибленная, я обращаюсь к велосипедисту:
– А вы издалека приехали?
– Не то чтобы очень, – говорит он. – Из Брайтона.
– Из Брайтона? Так ведь это чуть ли не сто миль!
Он глядит на какое-то приспособление на руле:
– Семьдесят одна.
– Значит, это у вас хобби такое – фотографировать мосты?
– Скорее ритуал, а не хобби, – подумав, отвечает он, замечает мое недоумение и поясняет: – Хобби больше для удовольствия, а ритуалы помогают жить. Понимаешь, мой сын умер, вот я и фотографирую мосты вместо него.
– Ох… – Я пытаюсь не показать, что расстроена. – Сочувствую.
Он пожимает плечами, отводит глаза:
– Пять лет прошло.
– А что… Несчастный случай? – Ну почему я не могу заткнуться?!
– Лейкемия. Он сейчас был бы тебе ровесником.
Снова раздается сигнал, проезжая секция моста опускается.
– Какой ужас! – говорю я, понимая, что это звучит убого.
Над горбатым островом Шеппи висит длинное тонкое облако, похожее и на гончую, и на русалку, а я не знаю, что еще сказать. Как только поднимают шлагбаум, «фольксваген» срывается с места, оставляя в воздухе клубы мелкой каменной крошки. Лысый тип садится на велосипед.
– Береги себя, – говорит он мне. – Не трать жизнь попусту.
Он разворачивается и уезжает обратно, к шоссе А22.
Надо же, столько проехал, а мост так и не перешел.
Легковушки и грузовики проносятся мимо, сдувая пух с одуванчиков, а вокруг ни души, и не у кого спросить, как пройти на ферму «Черный вяз». Кружевные цветы на высоких стеблях покачиваются, потревоженные грохотом фур, стряхивают голубых мотыльков; тигрово-оранжевые бабочки держатся цепко. Эд Брубек наверняка уже на работе, в садовом центре, мечтает об итальянках, загружая брикеты торфа в машины заказчиков. А меня считает унылой коровой. А может, и нет. Постепенно привыкаю к тому, что Винни меня бросил. Вчера мысль об этом была кровавой раной, оставленной выстрелом из обреза, а сегодня похожа на здоровенный синяк, след резиновой пульки, выпущенной из детского духового ружья. Да, я верила Винни, я любила его, но не потому, что дура. Просто для таких, как Винни Костелло, любовь – всякая хрень, которую они нашептывают тебе на ушко, чтобы затащить в постель. А для девушек, во всяком случае для меня, секс – это первая страница книги, а о настоящей любви рассказывается позже. «Класс, с блудливым козлом покончено!» – говорю я корове, которая смотрит поверх ограды пастбища, и пусть у меня пока нет такого чувства, что с Винни действительно покончено, оно непременно появится. Возможно, Стелла мне реально удружила, сорвав маску с истинного лица Винни, так что я считала его «классным парнем» всего несколько недель. Впрочем, и сама она Винни скоро надоест, это ясно как день, и когда она обнаружит его в постели с другой