щетинки, ощущала вкус его губ. Кажется, это продолжалось вечность. Целую необычайно красивую, сказочную вечность! В ответ Юра грустно улыбался и бережно сжимал меня в объятьях. На нём были тёмно-коричневый костюм и бежевая рубашка без галстука. Он всегда одевался стильно и с большим вкусом. Я целовала и целовала любимого, напрочь забыв о том, что нас теперь разделяет.
Наконец, оторвавшись от него, я тихо произнесла, глядя прямо в сверкающие изумрудами родные глаза:
– Юрочка, пойдём домой.
– У нас нет дома, – возразил Юра, и голос его прозвучал необыкновенно мелодично и грустно.
– Будет когда-нибудь, – пообещала я. – Только давай выберемся отсюда! Мне здесь душно.
Я и впрямь начала ощущать страшную духоту.
– Это потому, что тебе здесь нельзя, – объяснил Юра, и глаза его наполнились слезами.
– Тебе тоже здесь нечего делать! – Горячо возразила я и снова почувствовала себя первоклашкой, несущей у доски чушь. – Пойдём! Хочешь, завяжем с криминалом и всем таким прочим, – я заметила, что говорю словами Вадима, – вернёмся в Москву, я окончу училище, ты в универе восстановишься…
– Нет, – покачал головой Юра.
Слёзы капали на воротник его рубашки, но он не утирал их. Он смотрел на меня во все глаза, словно старался запомнить на всю… Жизнь? Смерть? Вечность? Я не знаю!
– Пойдём, – упрямо тянула я его за руку. – Мы должны быть вместе! Я пропаду без тебя!
– И я без тебя пропаду. Уже пропал… Мне нет пути назад… Уходи! – Рявкнул вдруг Юра не своим голосом. – Уходи! Тебе здесь нечего делать! Ты думаешь, так легко быть мёртвым?!
– Я согласна, – промямлила я, задыхаясь. – Согласна быть мёртвой… Только чтобы здесь… С тобой… Хочешь, я останусь с тобой? Мне не жаль жизни. Мне ничего не жаль. Никого не жаль. Я ничего там не забыла…
– Забыла, – горько возразил Юра. – Ещё как забыла, Илонка, милая. Ты, ведь, не все свои партии станцевала!.. Иди, Илонка… Иди обратно и танцуй… Люби… Дыши…
– Дыши! Только дыши! – Заорал другой мужской голос мне прямо в лицо, и я ощутила мерзкий запах нашатыря.
Глава 8
Я отпрянула и открыла глаза. Они, оказывается, всё это время были закрыты. Вадим тряс меня за плечи, а по комнате носились, как угорелые, Оля, Ира и Света. Шарфик мой валялся скомканной тряпкой на полу медсестринской, а блузка расстёгнута почти до пояса, но мне наплевать. Мне на всё в тот момент было наплевать, потому что меня разлучили с любимым. Ну, кто их просил? Как им в голову такое пришло? И что за несусветицу нёс он сам в нашем с ним зеркальном Нигде? При чём тут идиотские балетные партии, когда мы не можем больше быть вместе? Точнее, могли бы, но он прогнал меня! Он меня предал! За что? Что плохого я ему сделала?
Слёзы градом катились по моим щекам, но сил на рыдания и всхлипывания не было.
– Если так дальше дело пойдёт, ты и впрямь загремишь в неврологию