и погрузка на корабли тоже.
Егор Иванович приносит готовый самовар, бабушка разливает всем свежий чай, накладывает в розочки варенье, раскладывает бублики, блины; Георгу, как младшему самые лучшие порции. Под огромной раскидистой шелковицей мирная картина чаепития, как будто совершенно недавно и не было ужасной войны и страшного горя на маленьком кусочке крымской земли. Но оно было, и все об этом помнят и никогда не забудут.
– Закончилась война, ушел неприятель, – задумчиво произносит Раков, – но мы-то остались, и мы должны помнить о защитниках нашего отечества. Они лежат за околицей города и ждут нас, коленопреклоненных возле их могил. На русского солдата в те времена навалилась невиданная иноземная сила в расчете одолеть его легкой победой. И тогда стало ясно нам всем, что надо делать, что надо отстоять свое отечество, отстоять свою землю, прогнать врага. Необходимость обороны стала всем понятна, Россия сосредоточилась на этой цели. Супротив врага встал русский народный дух. Защитники Крыма показали всем, что крепость и сила русского народа не в штыках и пушках, а в нем самом, что укрепления его не бастионы и форты, а собственная грудь и кровь. Любовь к родине движет русским народом и творит чудеса. Однако дальше этого, дальше именно такой обороны, тогдашняя Россия не могла пойти; она не в силах была обороняться от тягостных требований Европы, зашедших за пределы необходимости. Многое может сделать русский народ, но в то время, по меткому выражению, не помню кого, он мог только умирать за Россию, но не умел жить для нея!
Все это припомнилось Георгу, как только они вошли в знакомую улицу, припомнилось так отчетливо, будто бы и не были отделены те события целой вереницей лет. А сейчас у него, где-то в самом уголочке души, возникла и тихонечко звучит неземная музыка, в ней слились, казалось, уже забытые и в то же время никогда не забываемые звуки его юности, протекавшей когда-то в этом старинном доме. В этих звуках голоса, увы, давно ушедших людей, воспоминания о них приятны и вызывают легкую грусть; в этой музыке шум близкого моря, звон церковных колоколов, крик муэдзина, резвящихся детей, уличных торговцев и чаек. Но он пройдет мимо старого дома, не останавливаясь, лишь украдкой прикоснувшись ладонью к его теплой стене; в нем давно уже живут чужие люди, с которыми он даже не знаком. Внук с тележкой отправится на Пересыпь, к родственникам, а он поспешит в церковь к своему духовнику и другу, священнику отцу Никифору.
Заглянув за ограду, Георг убедился, что ничего нового в мире не произошло: отец Никифор, как и всегда в любую погоду, за исключением разве что проливного дождя, работал в церковном саду. Они обнялись, и Георг попросил благословления. По случаю гостя садовая лопата будет отложена в сторону, под старой акацией они станут пить чай, и Георг, может быть, уговорит батюшку рассказать ему еще раз о том дивном случае, невольным свидетелем которого ему выпало быть почти три десятка лет тому назад.
Вечером перед тем самым днем знакомый крестьянин