достали эти варвары, – заметил Слэйдерс, – если бы вы смогли сегодня вечером заглянуть в летний театр, мы бы дали вам слово. Тема у нас совпадает! Мы станем рассказывать русским людям о выдающейся роли Англии в Восточной войне.
Майкл обещал прийти и еще привести с собой своего знакомого француза, он тоже может выступить, все-таки бывший наш союзник! Слэйдерс согласился, но Конрад запротестовал.
– Не нравится мне это! Слишком уж рьяно берутся они нам помогать. Не к добру это, сэр.
– Бросьте, Конрад! Всюду вам мерещатся враги. У старой доброй Англии их нет! Приходите, друзья, мы всем будем рады и каждому, кто пожелает, дадим слово.
Народу в установленное время набралось полный зал; свободных мест не было, и слушатели разместились в проходах и вдоль стен. Вступительное слово Слэйдерса в переводе Конрада выслушали совершенно спокойно, а появление шкипера сухогруза встретили заметным оживлением. Майкл начал свое выступление на английском языке, но затем поинтересовался у сенатора: «не лучше ли будет, если я перейду на их родной язык? Им будет понятнее». Получив разрешение, он тут же принялся описывать события тех дней. Причем начал с английской армии. Отозвавшись о высоких боевых качествах английских солдат, об их храбрости и самоотверженности, которые они, несомненно, проявляли во время боевых действий, шкипер вдруг позволил себе усомниться о боеспособности англичан в целом. Все дело в том, что английская армия отнюдь не являлась регулярной, как французская или российская, а набиралась на площадях. Но дело было не только в наемности; в армии напрочь отсутствовал институт офицерства: чины и звания приобретались за деньги. Командующий английской армией, лорд Раглан, стал им лишь потому, что он сам и те, кто его назначил, были уверены в справедливости его права на это место: во-первых, по знатности рода и, во-вторых, по возрасту. Генерал принадлежал к аристократическому роду и достиг конца седьмого десятка лет. Более счастливого кандидата рядом не оказалось, поэтому и не возникло никаких сомнений в правильности назначения. Примечательны его последние дни, связанные с первым общим штурмом Севастополя 18 июня 1855 года. Союзники были уверены, что к этой дате в результате девятимесячной осады города силы русских были уже окончательно истощены. Об этом же и говорил редкий ответный огонь их артиллерии, связанный с катастрофической нехваткой пороха, ядер и бомб. Оптимизм в лагере англичан и французов перед началом штурма бил через край. Англичанам предстояло взять третий бастион, прозванный ими Большим Реданом. «Сначала взять его и тут же падет Севастополь, – рассуждал полковник Эптони Стерлинг, – потом разбить у Бахчисарая армию Горчакова, и Крым наш, английский. Затем на Грузию, на Тифлис – и русским конец. Словом, нужно начать только с Редана, а это дело уже решенное».
Старый генерал стоял на холме, на левом фланге своей армии, перед тем самым Большим Реданом и наблюдал картину разгоравшегося штурма. Первой на правом фланге двинулась французская дивизия генерала Мэйрана, она вышла