все-таки ж не о погоде и городских происшествиях, а о предметах высоких чувств, – пошутил Кутузов. – А как кавалеры?
Катя только махнула рукой.
– Один непрестанно хохочет, думая, что в этом состоит любезность светского человека, а другой развлекает дам, говоря о гальванизме, в котором не разбирается сам.
– Пожалуйте к столу! – послышался из-за двери голос горничной.
– Ну, пойдемте есть блины! – пригласила Катя.
Они встали.
– А знаете, он мне нравится: в нем удаль наша, русская! – сказала Катя, когда они спускались по лестнице в столовую.
– В ком удаль русская, в Гримме? – спросил, сдерживая улыбку, Михаил Илларионович, будто не понимая, о ком речь.
Катя рассмеялась.
– Да ну вас, какой там Гримм! В Пугачеве! А вы как думаете, скажите серьезно!
– Что ж, Пугачев, конечно, незаурядный человек! – уже совершенно серьезно ответил Кутузов.
IV
За блинами Катя спросила у Михаила Илларионовича:
– Миша, вы давно видали масленичные балаганы?
– Уж и не помню когда. В детстве.
– Поедем после обеда. Сегодня ведь последний день.
– Поедем!! – обрадовался Кутузов.
Это было ему на руку. Он все время ждал случая, чтобы поговорить наедине. Тетушка, конечно, будет сопровождать их, но побоится сесть на качели. Вот на качелях и поговорить с глазу на глаз!
Когда было покончено с блинами, Катя шепнула матери:
– Маменька, мы с Мишей чая пить не будем – поедем смотреть балаганы. Можно?
Варвара Никитишна разрешила им незаметно уйти из столовой.
– Только попроси тетушку сопровождать вас.
– Тетенька, милая, поедем! – приласкалась к Прасковье Ивановне Катя.
– Ну, поедем уж, что с тобой делать, баловница! – неохотно поднялась тетушка.
Гости продолжали сидеть у стола, оживленно разговаривая.
Они вспоминали молодость, военную службу. Дмитревский рассказывал о том, как он был в Париже и Лондоне.
Михаил Илларионович оделся, велел своему кучеру подать сани к крыльцу и ждал Катю и Прасковью Ивановну в вестибюле.
Катя выбежала в собольей шубке и беличьей шапке. Маленькая, верткая и черноглазая, точно белочка.
Кутузов залюбовался ею.
Сзади медленно плыла в лисьей шубе, точно попадья, тетушка.
Они сели в сани и поехали к Адмиралтейскому лугу, на котором устраивались все народные развлечения.
Погода благоприятствовала проводам масленицы: было безветренно и чуть морозило.
На улицах встречалось больше народа, чем обычно. Величественно проплывали роскошные придворные кареты, запряженные цугом, с нарядными гайдуками на запятках. Мелкой рысцой трусили чухонские лошаденки, украшенные бумажными розами. В их тесных санках едва умещалась честная компания ремесленников или чиновников с разрумянившимися барышнями. И с гиканьем и песнями мчались тройки. В розвальнях стояли, сидели