размышлял обо всем этом, покуда перед зеркалом в туалете своего одиночного купе завязывал шелковый галстук с этикеткой «Шарве – Париж». Затем оправил воротник кремовой сорочки, застегнул жилет на все пуговицы, кроме нижней, надел пиджак от твидового костюма «Донегаль», где в переплетении разноцветных нитей преобладали охристые тона. Провел ладонями по чуть напомаженным волосам, зачесанным вверх и разделенным высоко слева пробором, положил чемодан в багажную сетку, убедился, что пистолет и документы надежно спрятаны под раковиной умывальника, и вышел в коридор, когда звон колокольчика в руке проводника пригласил очередную смену в ресторан.
Во всю ширь вагонного окна расстилалась бескрайняя зеленая равнина, разлинованная телеграфными столбами, стремительно убегавшими назад. Фалько помедлил у дверей из тамбура в межвагонный переход, где грохот и лязг состава вполне могли заглушить и крик, и даже выстрел, и, оглянувшись, окинул бдительным взглядом закрытые двери, пустое служебное купе и оставшийся позади коридор. Однако не обнаружил ничего такого, что внушало бы подозрения или угрозу: все вроде бы обстояло благополучно. Тогда, сменив профессиональную настороженность на спокойно-приветливое выражение, он толкнул дверь в вагон-ресторан.
Через тридцать пять минут официант убрал последнюю пустую тарелку, а Фалько закурил и рассеянно поглядел в окно, за которым тянулся благодатный французский пейзаж – перелески, мосты, реки, – прежде чем развернуть и перелистать экземпляр «Ла Пресс», лежавший на скатерти. Потом с любопытством покосился на двух женщин, чересчур громко разговаривавших за соседним столиком.
Разговор шел по-английски, с явственным американским акцентом. Фалько отметил, что они едва прикоснулись к цыпленку по-беарнски, но приступили уже ко второй бутылке бордо. Не боясь ошибиться, всякий бы сказал, что это заокеанские туристки, обследующие Старый Свет. Одна была белокурая, круглолицая и чересчур, на вкус Фалько, корпулентная. Не красавица, но и не дурнушка. Прекрасные зубы. Живые бледно-голубые глаза, светлые волосы, причесанные на прямой пробор, подстрижены и завиты по моде. Одета со вкусом – в удобный костюм от хорошего портного, фасоном напоминающий мужской. Ее худенькая нескладная спутница казалась скорее тощеватой, нежели стройной. Она сидела к Фалько спиной, и он видел ее собранные в пучок темные волосы.
– Но это же просто абсурд, моя дорогая! Совершеннейший абсурд!
Блондинка говорила нараспев, тоном, накрепко усвоенным теми, кто положение занимает, а деньги – нет: своих в избытке. Такие женщины, подумал Фалько, – сущая божья кара для обслуги фешенебельных отелей, капитанов трансатлантических лайнеров и – если они замужем – для секретарш своих мужей. Вторая в ответ только кивала: речь, судя по всему, шла о том, что не удалось снять номера в парижском «Ритце» и пришлось довольствоваться «Георгом V».
В этот миг бледно-голубые глаза блондинки случайно встретились с глазами Фалько. Тот улыбнулся почти инстинктивно, благо обладал драгоценным свойством, столь нужным