до нынешнего дня. Эту основополагающую предпосылку разделяли и римляне, жившие в единой империи»[18]. Квинтэссенцией этой «западной» стратегической матрицы стали труды военного стратега Карла фон Клаузевица (1780–1831), которого я уже упоминал. В своем трактате «О войне» Клаузевиц писал: «Война есть не что иное, как расширенный поединок. Если мы захотим охватить мыслью как одно целое все бесчисленное множество отдельных поединков, из которых состоит война, то лучше всего вообразить себе схватку двух борцов. Каждый из них стремится при помощи физического насилия принудить другого выполнить свою волю; его прямая цель – сокрушить противника и тем самым сделать его не способным ко всякому дальнейшему сопротивлению. Итак, война – это акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю».
Тут как бы все на своих местах и не требует дополнительных разъяснений. Найти, сокрушить, принудить, подчинить. Единственное, что требуется добавить, это то, что Клаузевиц придавал решающее значение генеральному сражению, которое есть «бой главной массы вооруженных сил с полным напряжением сил за полную победу». Более того, как был уверен Клаузевиц и все, кто следовал по его следам, только великие решительные победы ведут к великим решительным результатам, а «великое решение – только в великом сражении». То есть необходима предельная концентрация всех наличествующих ресурсов – человеческих, материальных и моральных – для того, чтобы одержать победу над врагом в решающем, генеральном сражении. Или, соответственно, потерпеть поражение.
Здесь вполне можно увидеть стратегию США в нынешних обстоятельствах. Концентрация огромных ресурсов – военных и невоенных – в той или иной точке мира, которую американцы присваивают как «зону стратегических интересов США», и нанесение решающего удара. На самом деле в международной политике США пользуются той же стратегией: концентрация ресурсов – политических, финансовых, информационных и т. д. – на одном направлении и «передавливание» ситуации в свою пользу.
Тот факт, что Путин отрицал возможность развития России по зарубежным (подразумевается – западным) моделям и схемам, не противоречит моему предположению о том, что в начале пути он выбрал именно западную стратегию как образец. Просто первоначальный отказ от механического переноса западных моделей на российскую почву подразумевал оперативный уровень и касался прежде всего экономики и внутренней политики. Переход на уровень большой стратегии делал разговор о механических заимствованиях излишним – на уровне большой стратегии совсем другие критерии. К тому же речь шла не о механическом переносе, а о концептуальном восприятии.
Чем подкрепляется мое предположение о первоначальном выборе Путина? Мы все помним, как начиналась «эпоха Путина» в мировой политике. На какое-то время, после небольшой паузы, сложилось впечатление, что у Путина с Западом «медовый месяц». Особенно важен был 2001 год, когда произошли знаковые и оставшиеся