из которых не вылезаю летом, и выбирая то, что отвечает тюремному дресс-коду для посетителей: джинсы и футболку с длинным рукавом и высоким воротом. Я вынимаю из ушей крошечные серьги-гвоздики и вместо шлепанцев надеваю кроссовки. Немного времени трачу на макияж и подкручиваю волосы плойкой, укладывая их мягкими волнами. Я даже заново крашу ногти. Моя цель – выглядеть красивой, но не чересчур счастливой. Этот баланс я отточила до совершенства за последний год.
Мама, одетая в том же стиле, ждет меня внизу. Лора все еще в своей комнате, а отца нигде не видно. По субботним утрам эти двое стараются не попадаться на глаза, зная, что мама пригласит их поехать с нами. Они неизменно отказываются, добавляя уныния и без того печальному событию. Но в кои-то веки я рада, что они не составят нам компанию.
Увидев меня, мама улыбается. Хотя, скорее всего, от облегчения. Больше всего она боится, что и я начну исчезать по субботам, вынуждая ее навещать Джейсона в одиночку. Она старательно поддерживает иллюзию, будто все у нас тип-топ, и не только ради себя. Если бы ей пришлось совершать эти поездки в одиночестве, ее сопровождала бы лишь давно и упорно отрицаемая реальность.
Я улыбаюсь в ответ.
– Хочешь, я поведу?
Она берет сумочку и ключи.
– Может, на обратном пути, хорошо?
– Конечно, – говорю я, следуя за ней к машине. Она никогда не уступает мне руль. Думаю, вождение – одно из немногих удовольствий, помогающих ей отвлечься, тем более в дни посещения тюрьмы.
Как только машина трогается с места, из динамиков вырывается рев радио. Мама прибавляет громкость.
У меня дергается коленка, когда мы сидим за круглым столом в комнате для свиданий, невзрачном помещении, где нас окружает с десяток других людей, включая карапуза, которого мать пытается развлечь, пока тянется ожидание.
– Папа сейчас войдет вон в ту дверь. – Мамаша показывает туда, где на входе стоят охранники. – Покажи, как ты будешь хлопать в ладошки, когда увидишь папочку?
Коленка дергается еще сильнее, когда я отвожу взгляд. Рядом со мной моя мама смотрит на хлопающего в ладоши ребенка, и напряженное выражение ее лица как нельзя лучше отражает и мое душевное состояние. В любом другом месте было бы невозможно не улыбнуться, глядя на милую детскую мордашку, но только не здесь, где находится его папочка.
Пожалуй, больше не на чем остановить взгляд, чтобы отвлечься. Нас окружают шлакоблочные стены белого цвета, окон нет. Даже воздух кажется стерильным и искусственно охлажденным настолько, что руки покрываются гусиной кожей, хоть я и в рубашке с длинным рукавом. Я поднимаю взгляд на потолок, усеянный паутиной трещинок, и успеваю дважды проследить глазами повторяющийся узор, когда открывается дверь и в комнату заводят первого заключенного.
Я тотчас вскакиваю с места, стараясь не смотреть на лица заключенных, когда они видят своих близких. Большинство держатся стоически, но сквозь внешнее спокойствие сочатся