нашей свободы, но не то, что такое свобода на самом деле. У нас есть, конечно, некое иллюзорное представление о свободе, но то, что такое чувствовать себя по-настоящему свободным, в хорошем смысле этого слова независимым, – это, для большинства из нас, тайна.
Свобода – это, как кажется, возможность реализации всех своих потребностей и желаний, но из опыта известно, что потребности и желания неизбежно противоречат друг другу. Однако, психологическая свобода – это нечто другое, это способность видеть ситуацию не просто «со стороны», но «сверху». Это способность подниматься над обстоятельствами, где таковыми являются не только «внешние» факторы, но и «внутренние», то есть, включая и наши собственные потребности и желания. Это возможность видеть их в целостности, а поскольку в целостности они не противоречивы (противоречия свойственны для «частных случаев»), то и не воспринимать жизнь и ее трудности как проблемы.
И цель психотерапии не только в разъяснении плюсов этого ощущения психологической свободы, а в достижении этого переживания, поскольку избавление от зависимости – это фактическое возвращение в лоно естества, где встречаются и трагедии, и страдания, но нет невроза. Зависимость окутала нас с ног до головы, мы однажды приютили ее, а зависимость порождает зависимость. Педиатры говорят: «Сложность сбора язвенного анамнеза у детей заключается в том, что они забывают о боли…», а взрослые боятся умереть, «потому что будет больно…» Мы живем в иллюзорном мире так называемых «чистых идей», в котором эти «чистые» идеи, подчас, выполняют грязную роль палача нашей свободы и, как следствие, психологического здоровья.
Странное дело, но когда говорят о свободе, почему-то тут же усматривают некие риски морального свойства… Словно подсознательно полагают, что свобода – это возможность делать то, что аморально. Думается, что те, кто так говорят, с одной стороны, сами совершенно не свободны, а с другой – представляют собой озлобившихся людей, которые, вследствие своей внутренней боли, вызванной этой несвободой, подозревают человека в том, что он «изначально плох», и удовольствия, которые он может получать от жизни, обязательно связаны с «грехом». Впрочем, то, что человек, страдающий общей невротичностью, рассуждает подобным образом, в целом неудивительно. И только чувство психологической свободы способно изменить это его ложное представление о себе, других и мире в целом. Но это чувство он должен почувствовать, принять его интеллектуально – недостаточно, да и вообще это вряд ли возможно.
Понятно, что задачи психотерапии должны служить ее цели, но, определив пусть даже и сотню пунктов – «задач», ведущих, как кажется, к психологической свободе человека, мы все равно, рано или поздно, почувствуем недостаток. Все равно окажется, что надо что-то добавить, а что-то, напротив, через какое-то время покажется нам неактуальным. Вероятно, путь все-таки должен быть каким-то другим. Однако же, давайте все-таки представим, что «задач»