А всё же в силу не выясненных до конца причин и влиянию прогресса Musa уступила своё место по созвучию безразличной – mensa. Вот и утихла их песнь, застыл в мозаике художника красотой недвижного образа их хоровод. Не направляет больше триединая хорея: музыки, поэзии и главенствующей над ними пляски, своей красотой душу, созерцающего к древней религии. Вот и осталось современному пииту из хаоса первичного океана слов выуживать самое походящее и, скрепя мыслью, рождать изящную строку. Но способна ли она ныне своей мистической силой проникнуть в душу? Золотой век поэзии сменился серебряным, генетика рифмы ослабла, и разум человека вполне мог довольствоваться её символизмом. Никто не заметил, как пришел бронзовый век, где слово взывало лишь к чувственным страстям человека. Что же дальше? Век железный и – конец поэзии? В поисках новых стилей и направлений в современном творчестве поэты золотого века стали старомодны, и тот, кто пытался возродить «душу» поэзии, становился в глазах критиков архаичным подражателем. Но он испытывал потребность в выражении своего духовного мира именно таким способом, и ему было совершенно безразлично, что потребность людей в этом уже бесследно исчезла. Его воображение устремлялось к тем истокам и традициям, с которых всё начиналось, он пытался выразить свою душевную тревогу и писал:
Читайте Пушкина и Лермонтова тоже!
Для сердца нашего, что может быть дороже?
В них Слово русское и русская Душа,
Что льются музыкою вечной не спеша…
У всех у нас есть томик для престижа,
Есть он у эмигранта из Парижа.
Порою каждый, чтоб не слыть глупцом,
Цитирует их строчкой иль словцом.
Я помню, слышал как-то на базаре
И даже среди шума в тёмном баре,
Как кто-то на наречии простом
Читал стихи, завороживши всех кругом.
Нас учат жизни и свободе!
Постичь, пытаясь в переводе
Тоску и грусть, и вечности распев,
И разгадать загадку, так и не успев.
Читайте Пушкина и Лермонтова тоже!
Для сердца нашего нет ничего дороже.
В их книжных переплётах – вольный Дух.
Откройте и прочтите – только вслух!
На листках с подборкой своих стихов он прочитал небольшое резюме: «Почти поэзия, патриотизм, любовь к родине. Из отдельных стихов вышли бы неплохие романсы». Эта фраза, написанная от руки, почему-то вызвала в нём странное чувство. В этих словах он уловил будто бы нотки сожаления писавшего, типа «Опять эта заезженная тема патриотизма и старомодная любовь к родине!» Кому нужна посредственность? Мир испытывает нас и сортирует лишь по принципу: счастливчик – неудачник, только нечто гениальное было способно расшевелить богемную литературную жизнь провинциального города. Середнячок хорош в обыденности, как элемент стабильности