тот немец, но нажать на курок уже не успел.
Хватит. Никакой вины за собой он более не чувствовал. Возможно, тот немец тоже считал его в чем-то виноватым – это его дело.
Какой смысл разговаривать с существом, не имеющим понятия о смерти? С существом бессмертным и прекрасным, внешне очень похожим на человека. Как мраморная статуя. Разве мраморная статуя способна понять, что это такое – потерять единственного своего человека, свою любовь?
– Спасибо за угощение – Иван повернулся и вышел из кухни, не заботясь более о производимом впечатлении. Да по х…й!
Рассохшиеся ступеньки заскрипели под тяжестью шагов, словно жалуясь: «Охо-хо… Старость – не радость…» Не провалятся, часом? Да вроде нет, еще крепкие…
Иван бродил по дому, как привидение. До чего же мерзко ничего не делать. После вчерашней беседы Тамиона больше не удостоила его ни одним словом, всем своим видом давая понять – она считает его не более чем мебелью, совершенно ненужной, к тому же мебелью, способной к самостоятельному передвижению и оттого еще более нелепой. Другие эльфы тоже не докучали Ивану своей компанией, неожиданно появляясь и так же незаметно исчезая по каким-то своим таинственным делам. Условие не выходить из дому Иван соблюдал твердо, в остальном же ему была предоставлена полная свобода.
От нечего делать бывший старший сержант занялся исследованием дома. Начал он с залы, отделанной полированным мрамором и малахитом. Откуда в маленьком городке, пусть даже и в бывшем купеческом доме, такая немыслимая роскошь?
Иван подошел к стене вплотную, провел пальцами по стене и вздрогнул – кончики пальцев свободно погрузились в мрамор, ощутив под ним грубую побелку настоящей стены. Вон как… Стало быть, вся эта роскошь – призрак, иллюзия?
В остальных помещениях отделка оставалась прежней – нормальные, беленые известью комнаты, точнее, давно уже не беленые. Вот только среди старой рухляди там и сям встречались неожиданно изящные вещицы, часто непонятные, но нередко и обычные – например, мягкая широкая кровать, аккуратно застеленная белоснежным бельем, или зеркальный серебристый поднос с изумительным серебряным же кувшином и парой хрустальных бокалов на тонких ножках.
Старый, кирпичный дом еще дореволюционной постройки имел целых шесть комнат, плюс полуподвал с маленькими подслеповатыми оконцами, в которые вряд ли пролез бы даже десятилетний ребенок. Из подвала в узкий закуток между домами вела низенькая, но широкая потайная дверца, обитая толстым железом – Иван обнаружил этот лаз совершенно случайно. Другой выход, из дощатых пристроенных сеней за домом вел в огород. Наконец, прямо со двора наверх вел еще один вход, через высокое крыльцо. Последний, парадный вход вел в дом прямо с улицы. Как говорится, ходы-выходы на все четыре стороны.
Война обошла дом стороной. Дом, но не его обитателей. Похоже, до войны в этом доме жило немало народу, но кто-то еще не вернулся из эвакуации, кто-то с фронта, а кто-то не вернется уже никогда.
А куда ведет эта дверь, на чердак?
Иван