были чуть старше меня. Не бабы – девицы. Студент держался гоголем – плечи расправил, поплотнее запахнул сюртук и поправил очки на переносье. Ведьмы едва удостоили его внимания. Молча рассаживались вокруг костра. Одежда жриц, кроме одинаковых головных уборов, отличалась разнообразием. Данута щеголяла подбитой мехом кацавейкой, накинутой поверх длинной вышитой рубахи. Курносые и голубоглазые, похожие друг на друга, как горошины в стручке, рутенки кутались в богатые беличьи шубки. А еще две барышни, чье происхождение вот так с наскоку не определялось, были в диковинных нарядах, плотно облегающих грудь и широко расходящихся от талии. В памяти всплыло непростое слово «кринолин».
– Они по наведенной тропе ушли, – проговорила ледзянка, повинно наклонив голову. – Совсем…
– Не казнись, – ответила бабуля. – Моя в том вина, забыла я о великой силе материнской любви. Передумала Матрена, ради ребенка за Ляксеем пошла.
Затем продолжила, обращаясь уже ко всем присутствующим:
– Благодарствую, сестры, что по первому зову ко мне на помощь прилетели. Больше нет у меня права вас созывать – ведьмину клятву я нарушила. Теперь вот Данута пусть промеж вас главной будет, пока Макошь свою волю не явит.
И, отметая возражения, пружинно поднялась с земли:
– Лутоня, хватай студента.
– Пусть твоя внучка останется, – проговорила ледзянка, задорно мне подмигнув.
– Не наша она, – сомневалась родственница. – Не успела я в младенчестве ее обратить, а потом уже поздно было…
– Она – женщина, значит, наша. Дай девчонке немножко свободы, чай, не заблудится, дорогу найдет.
– Уболтала, – сварливо согласилась бабушка. – Но чтоб до полудня дома была.
– А я? – начал притихший было Зигфрид.
– А ты, барон, как человек благородный, проводишь пожилую женщину. – Яга картинно схватилась за поясницу. – И забудешь обо всем, что видел сегодняшней ночью.
– О, фрау, забыть о вокальных упражнениях начальства, боюсь, будет выше моих сил. – Студент вскочил и галантно поклонился.
Рука об руку они покинули поляну. А как только их спины скрылись за деревьями, до нас донеслась исполняемая в два голоса песня, в припеве которой повторялось «эль амор».
– Нареченный твой? – брезгливо кривя рот, спросила одна из кринолиновых девиц.
– Друг, – ответила я как могла твердо.
– Глупые вопросы, Тереза, – вступилась за меня ледзянка. – Ночь на исходе. За дело, сестры! Ведьмин круг!
Все взялись за руки. Мою левую ладонь холодила рука высокомерной Терезы, а правая досталась круглолицей и круглобокой рутенке. Не совсем понимая, чего от меня хотят, я исподтишка осматривалась. Закрытые глаза, сосредоточенные лица, напряженные рты. Я тоже зажмурилась. А потом я почувствовала себя так, будто в мое темечко попала молния. Ослепительная вспышка света сменилась угольной чернотой, из которой стали вырисовываться разноцветные