На групповых снимках повторялось одно и то же лицо.
– Вот эта девушка, – сказал он, постучав пальцем по фотографии, – выглядит так, словно она близко дружила с убитыми.
– Вполне возможно, – ответил Манжен.
– Могу я пока оставить фото себе?
– Да без проблем, – отозвался его коллега. – Слушай, а тебе еще не осточертел этот переезд? Дьявол, они отправляют нас к монахам-францисканцам!
Сервас улыбнулся. Новое помещение Региональной службы судебной полиции располагалось в двух километрах по прямой от старого, на берегу Южного канала, к югу от Францисканского квартала, названного так потому, что в этом месте в Cредние века был монастырь ордена францисканцев. Однако в устах Манжена название прозвучало так, будто он говорил о депортации в трудовые лагеря Советского Союза.
– Ко попросил меня покопаться в биографиях жертв. Можно, я еще посмотрю твои заметки? Ну, те, что ты делал в их комнатах.
– Я не смог их распечатать, потому что остался без машинки. Там ничего не разобрать.
– Ничего, постараюсь расшифровать.
Манжен протянул ему свой блокнот.
Из отдела Сервас вышел в десять вечера, не продвинувшись за это время ни на йоту. Он сделал несколько звонков в ректорат, на медицинский факультет и на филологический, но была суббота, и всякий раз тот, кто снимал трубку, оказывался неспособен дать вразумительный ответ. Надо было ждать до понедельника. На его вопросы об Алисе и Амбре ответили только их родители. Но Мартен старательно обходил моменты, которые могли их сильно взволновать, и в конце концов решил перенести этот разговор на потом.
Уже зажглись уличные фонари, однако вечерней прохлады пока не чувствовалось. Он пошел пешком, проходя в жарком вечернем воздухе мимо ресторанов, откуда доносились обрывки разговоров, звон столовых приборов, смех и ворчание автомобильных моторов. И ему подумалось, что два разных мира сосуществуют, не смешиваясь: мир жизни, с его молодым задором, беззаботностью и надеждами, и мир болезней, страданий, упадка и смерти. Рано или поздно каждый приходит к тому, чтобы познать оба этих мира, но люди некоторых профессий – медсестры, пожарные, служители ритуальных услуг, полицейские – ежедневно переходят из одного в другой. И Мартену вдруг стало интересно: каким он станет через двадцать, через тридцать лет, если продолжит заниматься своим ремеслом?
Сервас выкурил сигарету, сидя под высохшим платаном, что стоял между двух фонарей напротив его дома, махнул рукой соседу, который вывел собачку, и посмотрел на окна четвертого этажа. Света в них не было. Но и очень поздно тоже не было. Луна зацепилась за край крыши, как улетевший воздушный шарик. На лифте он не поехал, а взбежал по лестнице, достал из кармана ключ и, стараясь не шуметь, открыл дверь. Когда щелкнул выключателем в коридоре, на лестничной площадке погас датчик времени. На полсекунды Мартен погрузился в темноту, и ему показалось, что в глубине квартиры послышался какой-то звук. Он позвал:
– Александра!
Никакого ответа.