а в одиночестве русский человек либо погибает, либо, ударившись в философию и созерцание, навсегда уходит из мирской жизни. Поэтому, видимо, страх осуждения, перспектива «белой вороны» – а именно такой ярлык может быть навешен на того, кто выбивается из традиций, – не позволяет большинству населения жить иным методом, чем заглавие раздела.
Но ради справедливости давайте исследуем и иной путь – неравнодушие… Такая жизнь обязательно найдет свой предел, и наступит трагическая развязка: молодость с этим «страшным» пороком не пережить, а спокойная старость никогда не придет. Думаю, что многие это понимают, хоть и не признают открыто, хранят сей секрет в глубинах души, ждут момента испытания и боятся его, как состоятельный человек боится пожара, разорения или грабежа – ежедневно, каждый час, – и одновременно с тайной надеждой мысленно отодвигают его на год, на два, выцеживая из своей жизни убогие, нездоровые удовольствия. Однако час испытания, когда архитребуется поступок, рано или поздно пробивает для всех – намного раньше, чем его ожидали и совсем неожиданно.
ПОЧЕМУ?
Почему мы не помогаем ближнему? Боимся. Но только тупой бык не боится своего страха. Человек всегда боится, и это нормально. Победит тот, кто победит свой страх.
1.6. Деревенский житель вообще «похож на человека» и живет рядом с ним
В деревнях мелочей нет. Но и не всё деревенские говорят, тем более, приезжим. Нередко замечал целый ритуал – подпоясываются поясом, чтобы идти в гости, на праздник, то есть в место общественное. От сглаза, от наговоров. Каждый судит по себе. Подпоясался пояском – значит, защищен от таких же, как и сам, или худших. Можно подумать, у нас в городах меньше сглаза, меньше наговоров… Значит, меньше…
А деревенских в городах хоть и много (особенно в последние десятилетия, да и всегда было), но там они невольно вынуждены принять нашу культуру поведения. И делают это не без удовольствия, как будто освобождаясь от векового рабства предрассудков. Так и хочется сказать: деревенский житель вообще «похож на человека» и живет рядом с ним.
О так называемой «скромности крестьянина» могу сказать еще одним примером. Ведя личное хозяйство годами, порою даже поколениями не отрываясь от земли, местные жители не спешат откровенничать о секретах хозяйствования – как с приезжими, так и между собою. Мне до всего приходилось «допирать» самому, лишь изредка, применив особый подход, я получал от селян полезные советы и сведения по ведению своего хозяйства. Эти моменты можно было бы назвать ниспосланным свыше откровением. И то при сем со мной говорили, используя сомнительные комплименты, то с примесью ненормативной лексики о всей моей родне, то откровенно – с высоты некоего виртуального пьедестала, которого в человеческих отношениях не только для них, но и вообще не существует.
А ведь любое хозяйствование таит в себе бесконечное множество секретов и наработанный поколениями опыт. Местные старожилы как сторонние наблюдатели смотрели за мной, не мешая,