поровну на тех, кто сказал, что заплатит. В том числе и на Сашу. И доля оказалась возмутительной. К тому же Саша заявляла совсем обратное! Разговор был. И Элизабет сказала, что будет помнить. А теперь требовала деньги. Показывала запись в книжечке. И отмечала, что все, у кого такая запись, как у Саши, свою долю внесли. Проверить это было невозможно. Саше делалось стыдно и противно. Она говорила тогда о розовом цвете, что подъезд испохабили, сделали из приличного подъезда вход в бордель, что надо чувствовать эпоху, дух дома, а не распоряжаться по-своему в дорогом для других месте. Элизабет спокойно слушала и просила отдать деньги. Хорошо еще, что Саша бывала в Москве наездами, иначе вообще с ума можно было бы сойти и от обилия розового, и от несправедливости, и от акцента Элизабет, становящегося, впрочем, раз от разу все менее заметным. Или уже ухо приспособилось?
Элизабет уже закончила что-то выяснять на нижнем этаже. Сейчас пойдет наверх легкой своей девичьей походкой. Ричмонд-парк нашла себе здесь! Саша быстренько вызвала лифт и глянула в лестничный пролет: так и есть – близится. Запустить бы в нее голубем бумажным с надписью многозначительной. Типа – янки, гоу хоум! Она не янки, но ведь прародительница их!
Тут за металлической лифтовой дверью раздались характерные звуки, что-то будто раскачивалось, решалось на дальнейшие действия, определялось в выборе. Тоже – немецкий хваленый лифт! Престижной марки. Два года как заменили родные старые, с сетками, решетками, застекленными деревянными дверями и зыбкими полами. В этот входишь, как в газовую камеру. «Херцлих вилькоммен! Добро пожаловать!» Надежно, как в сейфе. Немецкий лифт в неродной обстановке быстро опустился, обрусел. Стал задумываться перед тем, как открыть двери. Конечно, кому охота быть сортиром на стальных тросах! Или чтоб в тебя пинали ногами забавы ради, или поджигали что-то быстровоспламеняющееся и вонючее! Словом, проблемы возникли. У неодушевленных предметов, состоящих в контакте с одушевленными, тоже появляется некое подобие души и нервной системы. А душам положено болеть и временами пребывать в смятении. Не далее как прошлым знойным летом Саша оказалась наглухо закрытой в лифте на первом этаже. Вошла в подъезд, удушенная выхлопными газами Садового кольца, и хотела поскорее домой, под кондиционеры. Несчастный немец долго не закрывался и покряхтывал. Намекал, видно, как потом догадалась Саша. Но где ей было понять, когда все мысли о себе и своем комфорте! Стальные двери дрогнули, дернулись и медленно, медленно, оставляя пассажирке право выбора до последней секунды, стали задвигаться. И – ни туда, ни сюда. Хорошо, свет не погас, иначе вообще – как пережить… Сначала даже было забавно. Пришлось опять же варианты прокручивать, что предпринять в первую очередь. Закричать «Помогите!»? Застучать по двери ногами? Или диспетчера попробовать вызвать? К лифту снаружи как раз подошли. Повозились у двери. «Вызывают, видно», – догадалась Саша. «Помогите, пожалуйста! Я в лифте застряла!» – бодро позвала она соседей на выручку. Снаружи помолчали. Потом донеслось: «Опять лифт не работает! Ладно,