у них на лестничной клетке. Они выходят, не заглядывая заранее в глазок, ни к чему не готовясь. Поднимаются на пролет выше, садятся на широкий подоконник у огромного окна. У каждой в руках по стакану с кампари. Обе румяные, глаза горят. Подруга затягивается.
– Петь пора, – говорит.
– Давай в квартире, вернемся и споем, – предлагает Саша.
– А чей-то нам здесь не спеть, мы ж не матерное! – заводится подруга.
Все! Включилась генетика! Голос крови требует, чтоб девушки на гуляньях водили хороводы и пели.
Начнем с пения.
– На тот большак, на перекресток, уже не надо больше мне спешить… – начинает подруга проникновенно, вполголоса. С самой заветной вступила!
Саша знает эту историю – как тяжело рождался Алкин сынок, как та старалась не кричать, как потом врач пришла в палату с вопросом, помнит ли она, что делала, рожая. «Помню – пела, – ответила подруга, – не помню репертуар». И врач напомнила, запев про большак и перекресток.
– Жить без любви, быть может, просто, – льется задушевный женский дуэт…
В это время на Сашином этаже останавливается лифт, мужик в странной шапке с козырьком сбоку, сильно качаясь, идет к ее двери, гремит ключами.
«Вор? – дивится Саша. – А у меня и дверь-то не заперта!»
– К нам вроде вор прется, – меланхолически-напевно замечает Алка.
Вор совсем не таится, ударяет локтем по Сашиной двери и вопит:
– Бля! Элисбет! Открой дверь, нах! Опен зе дор, еп-тать!
В общем, козел кричал нечеловеческим голосом…
– Слышь, мужик! – суровеет подруга, в которой мгновенно просыпается профессор экономики. – Не трожь чужую дверь, а то за «нах» и «бля» отвечать придется! Там приличные люди живут!
Саша боковым зрением видит, что дверь сверху открылась, в проеме стоит встревоженная Элизабет.
– Там ваш муж, – зовет ее Саша, – этажом ошибся.
У яростного противника русской жизни уже нет сил на то, чтобы самостоятельно подняться этажом выше. Как всегда, он ждет помощи Запада. Помощь незамедлительно приходит. Элизабет подставляет свое маленькое, но очень надежное плечо.
– Сильно пьющий, – философски изрекает подруга, хлебнув кампари, – у меня глаз наметан. Я с таким, как этот, два месяца жила, потом выгнала.
– Нах! – добавляет Саша.
– На тот большак, на пере-кресток уже не на-до больше мне спешить, – со слезой в голосе делает вторую попытку подруга.
Снова выглядывает Элизабет.
– Пожалюста, исвините моево мужа! – старательно выговаривает она дрожащим голосом.
– Нервы у бабы сдают, я ж говорю, – ставит диагноз подруга.
– И вы меня извините, Элизабет, пойдемте, я деньги вам отдам за ремонт, – утешает Саша.
– Выпьем, закусим, – затягивается напоследок певунья-профессор.
Через час Элизабет уже совершенно по-русски, с пониманием может произнести «Хорошо сидим», а также без труда выводит своим чистым голоском: «Я б