пор, когда он начал выступать перед массами, достаточно ясно выражал свою ненависть по отношению к большевистскому режиму. В этой новой ситуации Польша должна была чувствовать себя свободнее. Но эта большая свобода не была теперь для нас опасной. Перевооружение Германии и серия внешнеполитических успехов Гитлера делали нереальной возможность использования Польшей своей свободы для наступления против рейха. Когда она выразила свою даже несколько чрезмерную готовность принять участие в разделе Чехословакии, возможность ведения переговоров по пограничному вопросу казалась вполне возможной.
Во всяком случае, ОКХ до весны 1939 г. не имело в своем портфеле ни малейшего намека на план стратегического развертывания с целью нападения на Польшу. Все военные приготовления на Востоке носили до этого момента чисто оборонительный характер.
Война или блеф?
Неужели осенью 1939 г. дело должно было зайти так далеко? Хотел ли Гитлер войны или он, как осенью 1938 г. в отношении Чехословакии, собирался применить крайние меры, использовав угрозу военной силы для разрешения Данцигского вопроса и вопроса о коридоре, подобно тому, как он в свое время поступил в Судетском вопросе?
Война или блеф – вот в чем заключался вопрос, по крайней мере, для того, кто не был знаком с подлинным развитием политических событий и, прежде всего, с намерениями Гитлера. Да и кого вообще Гитлер знакомил со своими действительными планами?
Во всяком случае, те военные меры, которые были приняты в августе 1939 г., вполне могли, несмотря на существование плана «Вайс», иметь своей целью усиление политического давления на Польшу, чтобы заставить ее пойти на уступки. Начиная с лета, по приказу Гитлера велись лихорадочные работы по созданию «Восточного вала»[13]. Целые дивизии, в том числе и 18-я, постоянно сменяя друг друга, перебрасывались на несколько недель к немецко-польской границе для участия в строительстве этого «Восточного вала». Какой же смысл имело такое расходование сил и средств, если Гитлер хотел напасть на Польшу? Даже в том случае, если он, вопреки всем заверениям, рассматривал возможность ведения войны на два фронта, этот «Восточный вал» воздвигался не там, где это было необходимо. Ибо в таком случае для Германии всегда было бы единственно правильным в первую очередь совершить нападение на Польшу и повергнуть ее, на западе же ограничиваться оборонительными боями. О противоположном решении – наступление на западе, оборона на востоке – при существовавшем тогда соотношении сил не могло быть и речи. Для наступления на западе тогда не существовало также никаких планов, да и не велось никакой подготовки. Итак, если строительство «Восточного вала» в создавшейся в то время обстановке и имело какой-либо смысл, то он, очевидно, заключался только в том, чтобы оказать на Польшу давление путем сосредоточения крупных масс войск на польской границе. Начавшееся в третьей декаде августа развертывание пехотных дивизий на восточном берегу