волка, еще неизвестно, кто чью шкуру добудет.
Женщина молчала, невозмутимо сложив руки под плащом.
– Давай твои весы. – Торвард оглянулся и махнул рукой Стюру Малиновке, у которого был мешок с серебром. – Я беру все три. Если уж в Морском Пути заведется ледовый волк, то только один.
– Это верно, Торвард конунг, – сказала женщина.
Она без страха посмотрела ему в глаза, и отчего-то казалось, что она и правда понимает, чем нынешний конунг фьяллей отличается от всех людей на свете.
– Ты ведь родился в год Белого Волка, – добавила она, а Торвард удивился: он и знать не знал, в какой-такой год он родился.
Каждый выбрал себе наряд по вкусу и возможностям, и служанки Рамвальда конунга тут же засели за работу: шить шерстяные и кожаные рубахи, накидки, плащи, полушубки, шапки, вязать чулки. Сшить Торварду полушубок из шкуры ледового волка взялась сама женщина-барландка, привыкшая работать с самими разными мехами и шкурами. Торвард велел ей принести все нужное и работать здесь же, в гостевом доме.
– Мехом вверх, – только сказал он, и женщина невозмутимо кивнула:
– Я вижу, Торвард конунг.
Зимнюю одежду обычные люди шьют мехом внутрь, а сверху покрывают тканью сообразно вкусам и достатку. Мехом наружу носят плащи, накидки и полушубки только люди-звери: берсерки и ульвхеднары. Торвард, обученный древним воинским искусствам и еще при посвящении в семнадцать лет убивший волка голыми руками, имел право носить вместо плаща шкуру с мордой и лапами, а сейчас чувствовал себя скорее зверем, чем человеком. И барландка понимала, что он имеет в виду.
Почти все время, пока она шила, он сидел рядом и не сводил с нее глаз. Женщина была средних лет, старше его, и не так чтобы красива, но от ее лица и всей фигуры веяло умом, несокрушимым спокойствием и потаенной мудростью. Она походила на безветренный летний день, за теплом которого уже мерещится богатый урожай осени. Ее ничуть не смущал пристальный взгляд грозного конунга, только от присутствия которого все кварги чувствовали себя неуютно, да и муж ее спокойно занимался своими торговыми делами, не видя в этом внимании чужого вождя к его жене ничего угрожающего. Они совсем не разговаривали, но в то же время Торвард казался сосредоточенным, будто прислушивается к чему-то, слышному только ему одному.
Когда женщина окончила работу, Торвард вынул из кошеля на поясе золотое кольцо с уладским узором. Это было кольцо Дельбхаэм из усадьбы Камберг, но Торвард уже не помнил, откуда оно у него. Шитье накидки не стоило таких денег, но раз уж он давал, значит, знал за что.
– Эта вещь тебе еще пригодится, Торвард конунг, – сказала барландка, только глянув на кольцо.
Торвард сунул его обратно и вынул взамен крупную золотую монету. На ней был изображен какой-то чужой бог с широко разинутым ртом и солнечными лучами вокруг головы – такие принято называть «солидами». Этих монет штук сто раздобыли в одном кургане на юго-западном берегу, в земле эберов, куда Торварда занесло однажды пару лет назад, и они считали