он наблюдал за девушкой на скамье из-за угла, прячась за колонной. Пару минут смотрел, потом отворачивался и горестно заламывал руки, скулы его сводило, из глаз едва не текли слезы.
«А, влюбленный! И явно не по статусу. Да она же принцесса! Ну, дочка вождя, или вроде того, – самостоятельно догадался Рехи, насмехаясь над сдержанностью молодого жреца. – Ну, ты еще расплачься, мужик. Успокойся, все падете. И ты, и твоя Мирра». Он бы уж точно не подглядывал за девушкой из-за угла. Как минимум, подошел бы, поговорил, а там как-нибудь уединился бы в укромном уголке. Хотя здесь, наверное, так было не принято. Все-то у этих прошлых людей оказывалось затянуто в рамки условностей и бессмысленных клятв.
«Митрий… Митрий! Ответь! Ты наделил нас силой, мы, твои Стражи Миров, взываем к тебе! Что делать теперь? Враги наступают с юга и с северо-запада. Как поможет моя сила? Я готов отдать свою жизнь!» – все причитал молодой парень, беспрестанно теребя в руках застежку в виде головы гепарда.
«И ты туда же… Ну вот опять. Заткнись уже! Ну, заткнись! Мне же кажется, что это я бормочу! А если меня там Лойэ услышит? Засмеет же!» – пытался шикнуть на жреца Рехи, естественно, безуспешно.
От сцены на балконе всех отвлек совершенно безумный возглас, донесшийся из зала Совета. Мирра испуганной птичкой отпрянула к перилам парапета, сжав их так, что побелели костяшки. Красивая все-таки, такая хрупкая, что хотелось защитить. Но прошлое – самый надежный тайник, из него уже ничего не вытащить, в нем уже ничего не изменить. Поэтому мимолетное сожаление Рехи потопил в заинтересованности воплями. Он несся вместе с жрецом в зал. Теперь там царил сумбур и хаос: военные карты кто-то изодрал в клочья, игрушечные кораблики разметали по полу, добротный длинный стол исцарапало лезвие кинжала. А посреди всего этого метался знакомый эльф с якорями. Он то носился вокруг стола, то вскакивал на него, то со всего размаху, расшибая лоб, падал на пол и бился в конвульсиях. Изо рта его шла пена, становясь кровавой из-за обкусанных губ. Кстати, Рехи не заметил клыков во рту эльфа. Все не так, все странно. Но больше заинтересовало то, что в бессильном отчаянии, до сорванного голоса, восклицал несчастный:
– Город падет… Падет город. Двенадцатый отвернулся от нас. Двенадцатый – он Проклятый! Мы все молились Проклятому!
«Да это ж мой старик! Ну тот, который меня вырастил!» – вдруг узнал ополоумевшего военачальника Рехи – уловил слишком знакомые интонации голоса, фрагменты окончательно сложились. Конечно, испещренное морщинами оплывшее лицо дряхлого эльфа из «прошлых времен» едва ли походило на заостренные черты этого безумца. Но манеры, движения – все неуловимо совпадало, особенно эта экзальтированность и пророческие вопли.
– Ты совсем с ума сошел! – кинулся к нему жрец, разметав свой широкий балахон, точно огромную фиолетовую тучу. Впрочем, поймать верткого воина не сумел: он скакал по столу, прятался за спинкой трона, страшно вращая глазами. Пальцы его кривились, словно когти, скребли