со срочной службы из Чечни. На двери на маленьком крючочке висел голубой берет. А под ним бумажная лента с надписью «ДЕМБЕЛЬ 1996 – НИКТО, КРОМЕ НАС!» и подписями сослуживцев. И в дверь был вставлен английский замок.
И во всей чистоте этой разваливающейся хрущобы сквозила такая неустроенность личной жизни, такая тоска, что Ленке захотелось поскорее выскочить на улицу.
Провожая подругу, уже в прихожей, Катя спросила: «Лен, это что у тебя за духи?»
– Да не помню, Димка привёз как-то. Понравились? На, возьми, а то уж надоело, всё под руку в сумке попадаются.
Катя закрыла дверь за подругой, поднесла к глазам поближе оставленный Ленкой флакончик и прочитала: «Estee Lauder. PLEASURE».
Глава 2. Счастлива в этом доме я не была
Ноябрьские сумерки потихоньку накрывали улицы, словно кто-то набросил на Москву серое покрывало из органзы. В квартире было очень тихо. Тройной стеклопакет не пропускал ни звука. Катерина стояла у окна. Она собиралась уже прилечь, но подойдя по привычке перед сном к окну, вот уже час стояла, как заворожённая. Она смотрела поверх крыш. Смотрела туда. На Собачью площадку.
Уже совсем стемнело. Ярко горели вывески магазинов, кафе. Мчались машины. Мчались там, где разрушен был целый мир стольких людей. Где жили, любили, женились, рожали и растили детей. Где все знали друг друга. А теперь там Институт красоты.
Этот мир исчез. Исчез вместе с Собачьей площадкой, Собачкой. И вставная челюсть в виде Калининского проспекта навсегда исковеркала старинный район Москвы.
Внизу, по старому Арбату, залитому огнями рекламы, вывесок, сновал народ, сидели художники, стояли лотки с матрёшками. А у стенда, увешанного майками с серпом и молотом и надписью СССР, молоденький парнишка что-то вещал в рупор окружившим его иностранцам.
Вдруг Катя почувствовала, как устала она за целый день. Роман можно написать обо всех событиях угасающего дня.
* * *
Утром, проводив мужа на работу, она засобиралась на старую квартиру на Профсоюзной. Хрущоба шла на слом, но не все жильцы ещё выехали. Их дом стоял сиротливо среди котлованов, строительных бытовок, куч, не вывезенных ещё остатков от разобранных уже домов. Стройка подошла вплотную к дому. Бетонный забор – руку из окна протяни и достанешь. Грохот, яркие брызги сварки, чваканье бетономешалок, всё это сдабривалось непечатными выражениями, вылетавшими из проёмов ещё не застеклённых окон новых домов.
Входная дверь была снята с петель и сиротливо стояла рядом с дверным проёмом. Войдя в полутёмный подъезд с выщербленными ступенями лестничных пролётов, развороченными почтовыми ящиками, Катерина подумала: «Как после бомбёжки!»
Такого не было, когда они уезжали с Собачки. Там даже опустевшие дома не казались такими жуткими монстрами. Те дома были построены на века. И люди, которые жили в них, любили свои жилища, как родных людей. И дома те казались живыми существами,