КАМазы, нефть и космические ракеты, чтобы они летали на рынок в Москву спекулировать зеленью? Или ты обращаешь их в православие, чтобы на сдачу услышать не «аллах Акбар», а господи помилуй?
– Цену на зелень сбиваю, – пошутил Сергей. Хмельницкий хмыкнул. – Может, чтобы зауважали, хватит хапать. Пора что—нибудь стране оставить. Или дорого стоит?
– Не по адресу. Я знаю цену лишь своей работе.
– А я – своей. Предлагаю ничью.
– Согласен.
Хмельницкий простился с Красновским кивком и ушел. Ксения от проема сказала принужденным тоном:
– Ну, что, пошли ко всем?
– Поговорить надо…
– Сережа, не начинай опять! Я все знаю! Но я не могу уехать из Москвы! Я боюсь. А расписаться и жить я тут, а ты там, какая это семья!
Он сделал губы уточкой и утвердительно кивнул.
– Ты умный, честный, хороший. Но Боря прав. Вы оба делаете каждый свое дело. Да, он старается для себя и близких. Ты – для всех. Жизнь переменилась. Помнишь, в детстве мы говорили друг другу правду. Ответь мне: ты воюешь за правое дело?
Сергей вздохнул и мягко прихлопнул по подлокотникам кресла.
– Не знаю, Ксюха! Там много таких, кому это нравится. Не думать и выполнить приказ.
– Но ведь ты не такой! Ты же мучаешься. Ты шел защищать…
– Ксюша, отсюда многое не понятно. Знаем, где ночует бандит, объявленный в розыск. Настоящий зверь. А у нас приказ, его не трогать. Он глава тейпа. Местный божок. Договоримся – мир. Шлепнем его – еще его внуки партизанить будут. Проще, ему звезду героя навесить и сделать президентом. Твой знакомый, с золотой булавкой, проповедовал, что убивать людей – преступление. Это известно еще со времен Моисея. Но даже Иисус не сумел словом остановить убийство. Если на войне рассуждать, ничего не будет: ни этой страны, ни нас с тобой. Я о другом хотел поговорить.
Ксения сокрушенно кивнула и проговорила бесцветным голосом:
– Ты будешь покорять свои маленькие вершины, а не просто жить. В сорок пять выйдешь в отставку подполковником со смешной подачкой. Устроишься начальником ЧОПА. Мы поселимся у родителей, станем копить на холодильник, на свадьбу детей, как копили до нас. Неужели армия твое призвание? Если это лишь профессия, почему нельзя ее поменять! Почему мы должны калечить свою жизнь и через двадцать лет стариками прийти к тому, что нам и так было дано. Почему?
Сергей помолчал. Всегда уравновешенный сейчас он, казалось, растерялся.
– Да. Мне нечего тебе предложить, кроме нашего прошлого и моей любви. Мне все время казалось, что в любви есть какой—то тайный изъян. Друзья могут поссориться и разойтись, и не видеться годами. И родные тоже. Но нет в этом той боли, как бывает с любовью.
Ксения уперлась сзади ладонями и прислонилась на косяк. В груди у нее заныло.
– Друзей можно иметь тысячу, а любить, по настоящему любить только раз. Не знаю, будешь ли ты счастлива с ним.