крестик «их» с Сережкой церквушки, теперь с позолоченными, а не как когда—то с голубенькими маковками. Предчувствие светлой радости, которая всегда навещала Ксению здесь, затуманило ощущение родственное дрожащему росчерку плохих стихов, которые знаешь, что читал, и не можешь ни повторить, ни забыть совсем.
В памяти проступила прогулка с Борисом. Ксении тогда безумно захотелось того же светлого покоя на сердце, как с Сережкой в «их храме». Она на миг поверила: сейчас ей станет легко и просто с Борей, как было легко и просто с Сережкой.
Ксения за локоть потянула Хмельницкого к церкви.
– Ты помолиться, или посмотреть? – спросил он, мягко освобождая руку.
Ксения пожала плечами. Он посмотрел на наручные часы.
– Ну, во—первых, служба, должно быть, заканчивается, сейчас шесть. Это все равно, что прийти на лекцию перед звонком на перемену. А второе, встанем там, праздные, среди молящихся…
Он заговорил, что мышление основано на компромиссе с логикой, о том, что душа – это лишь форма бытия, а не устойчивое состояние, о церковных запахах идолопоклонства и ладана, которые многим теперь заменили кумач и бессмысленные цитаты на транспарантах, и, что радости верующих в Православии заключаются в несоответствии с малыми требованиями личной совести и утешения, которое предлагает кроткое исповедание. Собственно, как в Католицизме, Униатской церкви…
– Ну, если ты хочешь! – Борис оскорбился ее зевком и замедлил шаг.
– Нет, нет, – удержала Ксюша, – зачем мешать людям. Это не Исаакиевский собор…
– Что—что?
– Пустяки.
…Из дверей кафедры важно шагнула на Каретникову лаборантка Верочка с животом восьмимесячной беременности и в просторном свитере и юбке. Ей давно советовали «поберечься» дома. Но дома было скучно, а поздравления со скорой радостью прибавления тех из обитателей института, кто не видел ее с весны, придавали Верочке значительность в собственных глазах. Как ровесница, опережающая Ксению в замужестве на шаг, лаборантка была с ней запанибрата.
За Верочкой с подносом грязных чашек и блюдечек шествовал ее муж, усидчивый сорокалетний соискатель Осипов, плешивый, с перхотью на плечах и на сальном воротнике пиджака, мучивший пятый год никому не нужную диссертацию. Верочка проделала физиономический реверанс Ксении: приподняла брови и выпятила нижнюю губу, что обозначало – какие люди! Затем кивнула назад, и показала глазами.
– Тебя Сам спрашивал! Не переживай, у него хорошее настроение.
Ксения поморщилась.
– Совсем из головы вылетело. Заседание кафедры закончилось?
– Да. Даже чай попили. Тебя Вера Андреевна ждет, – в спину Ксении шепнула Верочка.
На кафедре за общим, чайным столом в углу у двери бесплодный «ученый осел» Ермолаев прихлебывал из кружки чай и пытливо вглядывался в лицо своего плодовитого