был ближе всех.
– А вы?
– Я замыкал колонну. Не было времени рассуждать.
– А вы? Что вы там все делали на этой дороге? Что вам было там надо?
Офицер тяжело вздохнул. Он смотрел за плечо девушки.
– Не знаю. Только, если б не Сережа, мы бы не разговаривали.
– Лучше бы не разговаривали! Простите! – Ксения уткнулась подбородком в грудь. – Отсюда все это ужасно. Непонятно. – Она вскинула голову. – Но зачем, зачем он туда поехал? Зачем туда вообще надо ехать? Ведь он был такой… такой честный, он так любил людей. Неужели нельзя никого не убивать. В чем смысл вашей войны? В каждой жизни и смерти должен быть смысл. Какой смысл в его смерти?
Рыжий покосился на девушку: не в себе, что ли? И снова посмотрел за ее плечо.
– Серега был настоящим офицером, выполнял приказ, берег своих и его любили. Правда, – рыжий хмыкнул, – любил порассуждать. Говорил: если бы наших предков подмяли, тогда бы нам нечего было жабры раздувать. А теперь надо защищать то, что создавали другие. Вот и все. А отсюда, возможно, виднее! – Офицер покривил губы.
Тут Ксению обдало жаром. Она вспомнила: за ее спиной в прозрачном целлофановом чехле висело свадебное платье. Девушка покраснела и потупилась, так, словно сидела в этом платье и рыжий обо всем догадался. В словах офицера теперь ей чудилась ирония и укор.
– Из последнего отпуска он вернулся… странный. Говорил, в части ему спокойнее, чем дома. Здесь он рассчитывает на себя и на тех, кто рядом. А дома все чужое. Так бывает после отпуска. С таким настроением лучше на рожон не лезть. – Рыжий помолчал. – Он вас любил.
Девушка прижала подбородок к кулакам и сказала сдавленным голосом:
– Там это важно?
– Наверное. У меня только мама. Думаешь, прежде чем без нужды башку подставлять.
Когда офицер ушел, Ксения все пыталась представить последний миг Сережки, взрыв, пламя. Потом снова ходила к Красновским. К гробу уже положили букет. У изголовья из черной рамки улыбался Сережка в парадном мундире. На красных подушечках лежали два ордена и медали. На снимке Сережка казался Ксении значительным и мужественным. А в уголках его глаз затаенная грусть, словно он спрашивал ее: как ты без меня?
«Дрянь! Дрянь! Из—за меня…» Но где—то среди неразберихи чувств чугунела странная мысль: смерть на этой войне нелепа, как гибель под троллейбусом, несчастный случай. Она, домашние, те, кто управляют ими, все они совершили чудовищную ошибку, за которую поплатился лишь Сережка. А других это война не касается. Сережка талантливый, хороший, любимый – убит! Ребенок – это лучшее, что Сергей успел за короткую жизнь. И кто Ксения, чтобы самовластно отнять у их малыша память об отце!
Ксения очнулась на пустынной сырой улице у подъезда – лицо было мокрым то ли от липкой измороси, то ли от слез – и повернула домой.
На кухне Борис ел борщ, и, закатав рукава, с занесенной ложкой, – Ксения увидела жениха через отражение в зеркале – в хорошем настроении