под каким конкретным впечатлением они создавались.
Осип Эмильевич очень щепетильно относился к датам своих стихов. На стихах, которые записывала Надежда Яковлевна, и на нескольких стихотворениях, переписанных мною, он всегда собственноручно ставил дату и букву В., т. е. Воронеж, поэтому очень просто ликвидировать рудаковский бред.
Можно точно сказать, какие стихи и сколько написано их было после отъезда Рудакова из Воронежа. Кроме того, у меня есть стихи С.Б. Рудакова, написанные им собственноручно (если нужно, я могу передать их Вам), и простое сравнение (даже не анализ) покажет, что стихи поэта Мандельштама и стихи Рудакова отличаются друг от друга, как небо от земли.
Если я могу быть Вам чем-то полезна, я к Вашим услугам. 27/111-60 г.
Тогда – в 1960-м – Н.Я. тоже защищалась от возможной угрозы – угрозы элементарного плагиата со стороны вдовы Рудакова. Харджиев тогда, как и Ахматова, был ее другом и союзником, а воронежская Наташа – основным свидетелем.
Теперь Н.Я. превентивно защищалась вновь – но на сей раз от самого Харджиева и угроз, связанных с «диктатурой» его редакторства.
Шестнадцатого ноября 1967 года, то есть в день отправки последнего письма Н.Х., она просила Н.Е. Штемпель:
Вот что я увидела в материалах (возвращенных) «Второй и третьей воронежской тетради» (т. е. от «гудка» и «щегла» до ваших стихов): две твердых бумажки – «Внутри горы» и «Эта область в темноводье» – и то и другое черновики, а у вас были беловики с датой
Осиной рукой. Обязательно напишите мне в письме о том, что вы мне говорили: про «плохой ватман» и как я писала, а Ося ставил дату. Как вы приходили и брали эти листочки по мере появления стихов. <…> Дальше. «Наташина книга» не вся – в ней отсутствует весь раздел «Первая воронежская тетрадь» (от Чернозема до гибели летчиков). У вас же это было? Вторая и третья тетради есть (от «Гудка» до «Наташи»).145
Наталья Евгеньевна отозвалась в начале декабря 1967 года и перечислила всё то, что сберегла в годы войны и передала Н.Я.:
Во-первых, несколько автографов: это – стихотворения, обращенные ко мне, «Чернозем» и некоторые эпиграммы, написанные обычно на дамских конвертиках с лиловым обрезом; во-вторых, блокноты стихотворений, написанных Вашей рукой, один из них с голубой обложкой, другие без обложки (помню, у одного – первых нескольких листков не было и виден корешок). В этих блокнотах были основные московские стихи и все три «Воронежские тетради»; в-третьих, стихи на отдельных листках, многие из них были написаны на узких листках плохого ватмана. Как сейчас помню, О.Э. подходил к столу и, наклонившись через Вас, прочитывал их и своей рукой ставил дату с заглавной буквой «В». Этих листков было довольно много, они накапливались по мере того, как О.Э. писал новые стихи в зиму и весну 1936-37 гг. Отвечаю на Ваш второй вопрос: называл ли О.Э. свои стихи «Стихи 30–37 г.»? Такого названия я никогда от него не слышала, да это и лишено здравого смысла. Почему О.Э. должен был закончить свое творчество в 1937 г.? Ведь он не собирался умирать. Когда я зимой приезжала к Вам