перестал господствовать над чувственностью и уступил перевес животным влечениям. Чувство стыда горькое, но вместе спасительное!
Они недовольны были собой, уразумели свою вину и готовы были раскаяться в ней пред Богом. Признание вины есть начало раскаяния. Подражая прародителям, и каждый из нас пусть выражает пред Господом свое раскаяние словами: проклинаю коварство змия, обнажившего меня от первозданной правоты, и стыжусь моей вины.
Обложен есмь одеянием студа, якоже листвием смоковным, во обличение моих самовластных страстей.
(Быт. 3, 7)
Жалко было положение наших прародителей, стыдом греха приведенных к изобретению непрочного, из смоковных листьев, препоясания своих чресл.
Не менее жалко положение каждого грешника, стыд своей вины пред Богом, пред своей совестью и ближними старающегося прикрыть благовидными оправданиями; эти оправдания ничем не лучше неблагонадежного смоковничного препоясания: они только отягчают вину грешника, служа обличением самовластных страстей, только обнаруживают глубину падения, в которую он низринут самовластием страстей.
Они забрали над ним такую власть, что препятствуют ему беспощадно осудить себя и повергнуться в пучину милости Божией, готовой только для признающих себя безответными грешников.
Чувствую, Господи, вину мою пред Тобой, но вместе и то, что во мне недостает настолько самоотвержения, чтобы признать себя вполне безответным. Я не победил в себе склонности к самооправданию. Даруй мне силу одержать над собой эту победу.
* **
Сшиваше кожныя ризы грех мне, обнаживый мя первые боготканные одежды.
(Быт. 3, 11; 3, 21)
Господь сжалился над нашими прародителями, устроившими себе по чувству стыда непрочное одеяние из древесных листьев, и Сам устроил для них более прочную одежду из кожи зверя, давая им разуметь, что и в нравственном отношении они не могут обойтись без Его всепокрывающей благодати, что напрасны их усилия прикрыть свою вину каким бы ни было самооправданием.
Подобное божественное вразумление, располагающее к смирению, должен прилагать к себе и каждый грешник. Ему свойственно исповедать пред Господом: грехи, обнажившие меня в лице Адама от первой боготканной одежды, первой чистоты и невинности по душе и по телу, открыли меня Твоему праведному гневу, сделали меня беззащитным пред Тобою.
И для меня теперь, как для Адама, понадобились кожаные ризы, устроенные одним Тобою. Не на свою самодельную правду я надеюсь, а единственно на правду Единородного Сына Твоего, стяжавшего для всех оправдание Своей честной кровью.
Вот та кожаная, прочная и благонадежная риза, которая нужна мне в моем положении[1].
Достойно из Едема изгнан бысть, яко не сохранив едину Твою, Спасе, заповедь Адам: аз же что постражду, отметая всегда животныя (животворные) Твоя словеса?
(Быт. 3, 23)
Заповедь Адаму дана одна; но в преслушании ее нашими прародителями заключаются многие частные грехи. Она дана для испытания