учениками, администрацией и, самое главное, с самим собой.
Зуд завершился созданием гениальной, как мне тогда казалось, десятибалльной системы оценивания. Ее использование по замыслу педагога-новатора должно позволить официально отделить «тройку с плюсом» от «тройки с минусом», а «четверку с плюсом» сблизить с «пятеркой с минусом». Вместо уточнения скудных деревенских новостей в учительской я засел в кабинете.
В результате был рожден и торжественно прибит к стене плакат общей площадью 0,6 м2. В начертанных на нем скрижалях отныне и навеки четко определяются критерии оценки. Издалека они очень похожи на десять заповедей. Вблизи же можно прочитать следующее:
Критерии оценки по физике:
10 – превосходно;
9 – отлично, лучше некуда;
8 – отлично, но можно и лучше;
7– хорошо, почти отлично;
6 – хорошо;
5 – так себе;
4 – удовлетворительно, на грани фола;
3 – плохо, но бывает и хуже;
2 – хуже некуда;
1 – ни бе, ни ме, ни кукареку.
Однажды по возвращении из школы на крыльце своего дома я обнаружил трезвого, а потому до крайности грустного Чекушкина. Увидев меня, он встал и изобразил некое подобие полупоклона, выражая высочайшую степень почтения и уважения.
– Не проси, не дам! – вместо приветствия сразу выпалил я.
Но Чекушкин, будучи в потребности опохмелиться, был лучшим переговорщиком всех времен и народов.
– Пойми! – он приложил руки к груди. – Человек, если он человек, должен помогать другому человеку в беде. Всегда! Таков закон жизни! И неважно, отчего у него эта беда, от стихийного бедствия или от собственной душевной слабости.
Далее мне было указано на фатальное стечение двух обстоятельств: на стихийное бедствие в виде Чекушкиной жены, нашедшей опохмельную заначку, и некоторую душевную слабость самого Чекушки, выражавшуюся в очередном усиленном стремлении к спиртному.
Через десять минут я сдался и направился в свою комнату, чтобы дать денег Чекушкину на чудесное возрождение его погибающего организма.
Но денег, оставленных мною утром перед работой в ящике стола, не было. Я перерыл все ящики и все места, куда я мог бы в задумчивости затолкнуть полученную накануне зарплату.
– Нет денег, – озадаченно сказал я вожделеющему Чекушке.
– Эх ты! На чекушку жмешься! – опечаленный несовершенством моей души Чекушкин удалился.
Я снова принялся искать деньги, пока со всей отчетливостью не понял, что их украли. И сделать это могла только Люся, которую с ключами от дома я посылал за забытыми мною тетрадями.
Люся появилась ближе к вечеру, судя по всему – в хорошем настроении. Она загадочно улыбалась и прятала что-то за спиной.
– Люся, – мрачно спросил я, – ты брала у меня деньги?
– Да, – на удивление просто созналась она.
– Ты украла у меня всю зарплату! – не выдержал я спокойного тона. – А потом приходишь как