Она лежит с подвязанной челюстью в гробу – суровая, спокойная, непрощающая, пронзительно милая, как в юности» (Лукьянова И.В. Корней Чуковский. М., 2006. С. 833).
Лариса перед смертью устраивала «сеансы» прощения, которые занимали несколько минут: она лежала с закрытыми глазами и что-то беззвучно шептала. Спрашиваю: «Что ты говоришь?». Она отвечала: «Я прощаю, а знаешь, как это трудно...».
В своем блокноте она записала: «Я много передумала. Я не буду тратить силы души вхолостую. Я прощаю маму, родных, Козыреву. Вообще они не виноваты, что они такие. Не виноваты. Я их прощаю от всего сердца, и на этом все!». Она не смогла простить только своего хирурга, который изуродовал ее еще в феврале.
Мне она незадолго до смерти как-то сказала: «Прости меня, что я испортила тебе жизнь». Мне не за что ее прощать. Вот какие записи я нашел в ее больничном блокноте: «Мой муж. Если бы не болезнь, я бы не знала о его любви вообще. Он написал мне замечательное письмо, в котором говорил о любви, что за 30 лет прожил со мной счастливо. Если бы не он, я бы уже не жила! Для него хочу поскорее встать на ноги. Господи, помоги! Глядя на него, понимаешь, что такое любовь. Спасибо тебе, болезнь, за это!». Ее последняя запись в блокноте была такой: «Случилось очень приятное событие: Валерина книга все-таки получила признание. Он стал лауреатом лучшей научной работы за 2009 г. Хоть бы кто поздравил, с силой вырываю поздравления для него, лапушки. За нее ректор не дал ему премии – позор! Но это не его проблемы! Он у меня лауреат “Литературной учебы” за 2009 г. Этот год у него урожайный».
Я не был ее палачом, но я чувствую мучительную вину перед нею. На следующий день после ее похорон 10 сентября я написал в своем дневнике: «Моя главная вина перед Ларисой: я не сумел сделать ее счастливой. Я был озабочен больше своей наукой, чем ее счастьем. Прозрение пришло слишком поздно».
Ф.И. Тютчев – вот человек, который лучше, чем другие, выразил не только свое, но и мое горе. В августе, когда мы вернулись из больницы, Лариса как-то сказала: «Как я любила работу по дому! Как я любила убирать! Как я любила готовить! О боже, как все это я любила!». Я был поражен, когда прочитал недавно (конец ноября 2010 г.) последнюю фразу у Ф.И. Тютчева:
Весь день она лежала в забытьи,
И всю ее уж тени покрывали.
Лил теплый летний дождь – его струи
По листьям весело звучали.
И медленно опомнилась она,
И начала прислушиваться к шуму,
И долго слушала – увлечена,
Погружена в сознательную думу...
И вот, как бы беседуя с собой,
Сознательно она проговорила
(Я был при ней, убитый, но живой):
"О, как все это я любила!"
.................
Любила ты, и так, как ты, любить —
Нет, никому еще не удавалось!
О господи!.. и это пережить...
И сердце на клочки не разорвалось...
<Октябрь-декабрь 1864>
В письме к А.И. Георгиевскому – мужу родной сестры Е.А. Денисьевой – Ф.И. Тютчев писал 13/25 декабря 1864 г. из Ниццы: «Вы знаете, как я всегда гнушался этими