(рассказы, очерки, заметки, воспоминания), а также проза, стихи, переводы, критические и научные работы А. Блока, А. Белого, Ф. Сологуба, В. Ходасевича, А. Ремизова, Л. Лунца, В. Шкловского, Вл. Лидина, К. Чуковского, Н. Оцупа и др.
Журнал считался «аполитичным», на его страницах соседствовали авторы весьма различных, а порой и противоположных идейных воззрений. Как уже отмечалось, «Беседа» была предназначена прежде всего для советского читателя, но Горькому так и не удалось распространить журнал в России, несмотря на его декларируемую «беспартийность»: «Конечно, писатель ставил перед собой невыполнимую задачу – быть над схваткой, ориентируясь на страну, охваченную революционными переменами. Поэтому… аполитичность не спасла журнал от предвзятых политических и идеологических обвинений. Тем не менее в “Беседе” считалось, что у нее не должно быть не только левых и правых, но и правых и неправых. Она должна была объединить писателей и ученых в советской России и за рубежом, сблизить советскую и эмигрантскую литературы…Свободная, бесцензурная, беспартийная “Беседа”, интернациональная в лучшем смысле этого слова, стоящая “над схваткой”, утверждающая высокие гуманистические идеи и общечеловеческие ценности культуры, нравственности и морали, не могла быть допущена режимом»1.
Непростой диалог с «метрополией» отражала и выходившая в Берлине газета «Накануне» (1922–1924), на страницах которой звучали «сменовеховские» идеи.
Постепенно относительно благополучная берлинская жизнь русского рассеяния была нарушена, и столица Германии потеряла статус литературной столицы русского зарубежья. Центром интеллектуальным и политическим стал Париж, чему были причины материального и эмоционального характера: продолжавшаяся инфляция, катастрофическое падение курса марки по сравнению с другими европейскими валютами, настороженное отношение немцев к слишком большой массе русских беженцев, нежелание последних ассимилироваться, проблемы с трудоустройством, с одной стороны, и чувство «утраченных иллюзий» – с другой.
Большинство эмигрантов воспринимали берлинскую жизнь как место временного изгнания, они были уверены в близком падении советской власти и в своем скором возвращении на родину. Но этому не суждено было сбыться. И к началу 1923 г. среди русских эмигрантов стали преобладать настроения разочарованности (они подогревались сведениями о разгоне Всероссийского комитета помощи голодающим, суде над эсерами, гонениях на «инакомыслящую» интеллигенцию; прекращением «конструктивного диалога» с интеллектуальными силами «метрополии»). Поэтому переезд в Париж митрополита Евлогия, управляющего Русской зарубежной церковью в Западной Европе, многими был воспринят символически – уже к концу 1923 г. переселение русских эмигрантов из Берлина в Париж стало массовым. Так закончился «романтический» период жизни русского рассеяния.
Политическим центром эмиграции Париж был изначально. Именно здесь еще в 1919 г. было организовано