девочке страшную весть, а она, привыкшая, что мамы не бывает дома неделями, ни о чем не спрашивала. Но в один из дней Зоя проснулась, подошла к окну и увидела, что весь двор покрыт первым белым снегом. Она рванула в гостиную. Папа с няней сидели за круглым столом и пили чай. Зоя подлетела к ним, поцеловала няню в щеку, запрыгнула к отцу на колени: «Папочка, ты видел, там уже снег. Значит, скоро Новый год, и елка, и Дед Мороз. Быстрей бы уже мамуля приезжала!» Няня почему-то сразу вскочила и унесла на кухню чашки с недопитым чаем. – Папочка, что Полина теперь все время плачет? А когда мамочка вернется?
Владимир Михайлович снял дочку с коленей и начал ходить по комнате, теребя галстук. Потом взял Зою на руки и поставил на подоконник, повернул ее лицом к окну и спросил:
– Взгляни на небо, оно тебе нравится?
– Очень нравится, – ответила девочка, задрав голову.
– Почему?
– Оно все время разное и красивое. То синее со звездами, то голубое с солнышком. Потом оно дает дождик, и тогда травка, и цветочки, и деревья – все пьют водичку и растут. А сегодня сыплет снежинками. А они тоже такие красивые. Мы когда пойдем с Полиной гулять, я наловлю их в рукавичку. И они сами мне на шубку налепятся.
– А как ты думаешь, небо доброе?
– Конечно, папочка. В одной сказке написано, что там живут добрые ангелы.
– Ты бы хотела там побывать? Увидеть этих ангелов?
– Очень, очень.
– А что бы ты сказала, если бы узнала, что они все заболели и позвали нашу маму их лечить?
– Я бы расстроилась, потому что они если кого-нибудь зовут, то это навсегда.
– Но там ведь хорошо?
– Но ведь тогда я ее больше не увижу, – тихо сказала Зоя. И с надеждой спросила: – Папа! Ведь это сказка?
– Мама будет приходить к тебе во снах, – ответил отец.
– Ну, папочка, что ты говоришь? Они ведь ее забрали не насовсем.
Но отец ничего не ответил, и маленькая Зоя все поняла. Целый день девочка проплакала в обнимку с маминой подушкой и ничего не ела. К вечеру у нее поднялась температура, и она слегла.
Счет времени был потерян. В пылающих тонах шла кругом ее комната. Дни и ночи сбились, затерялись в складках тяжелого одеяла, втекли в наволочки подушек, наполнили их булыжниками. Черные мушки сновали в воздухе, и Зоя знала, что это больные ангелы, которых полетела лечить мама. Ей было приятно думать, что и она одна из них, она ждала маму, зная, что та ее вылечит. Ангелы вязали огромными, как бревна, спицами, натужно придвигали гигантский стол, на стуле сидела кукла размером с огромного мужика, что продавал мясо в их магазине. И этой куклой была мама. Иногда она протягивала ложку и вливала что-то в Зоин потрескавшийся рот, иногда лица няни и отца плавали над Зоей в белесых высях потолка, и она не помнила их, только где-то глубоко в памяти выплывало узнавание. Кто это? Няня? Папа? Нет! Это тоже больные ангелы. И мы все мертвые. Только мама – эта кукла на стуле – живая. И Зоя знала: это единственное, что удерживает ее сознание. Если бы не эта кукла, она освободилась бы от тяжелой ваты удушья и полетела бы, как эти мушки, эти больные ангелы.