Ферб, откинув рваную холстину, оглядел пленников. – Никто не сбежал, не вывалился? Стрелой никого не достали?
Со стрелами вроде бы пронесло. Сбежать из бешено несущейся телеги было невозможно. А вот вывалиться – запросто.
– Ползи сюда, почтенный мастер, – тяжелый взгляд Ферба остановился на Тильте. – Залезай ко мне.
Прямого приказа Тильт ослушаться не посмел. Перекатился вперед, вцепился в шершавую доску, приподнялся, перелез через нее, встал на ноги, крепко держась за низкую балку. Осторожно забрался на широкие козлы, обтянутые овчиной.
– Править умеешь? Тогда бери вожжи, – велел Ферб. – Держи прямо. Скоро увидишь развилку – там надо будет свернуть влево. Понятно?
Тильт кивнул. И мысленно выругался. Он дал себе зарок не разговаривать с разбойником, ни о чем его не спрашивать и не отвечать на его вопросы.
Кивок же можно было расценить как ответ.
Тем не менее, вожжи Тильт принял и ссутулился, стараясь не замечать сидящего рядом Ферба, глядя только на лоснящиеся конские зады и бегущую меж оглоблей землю. Некоторое время разбойник с интересом изучал надувшегося, словно сыч, паренька, потом хмыкнул, плюнул далеко в сторону, и, отвернувшись, буркнул:
– Потерпи, мастер. Недолго осталось. Скоро уж расстанемся…
Развилку Тильт чуть не пропустил. И не мудрено: проторенную дорогу-то едва видно было, что уж говорить о давно не езженой тропе, круто сворачивающей в чащобу.
– Говорил же – налево тут! – перехватил вожжи Ферб. – Бестолковый ты, хоть и грамотный!
Всё плотней смыкались над фургоном ветви, всё ниже они опускались, всё тесней вставали стволы деревьев, и казалось, что повозка забирается в такую чащу, из которой не выбраться и за несколько дней пути.
Но к вечеру, когда в небо поднялась луна, а солнце еще не опустилось за горизонт, лес внезапно кончился.
Дальнейший путь пролегал по местам открытым, обитаемым и тихим. Небольшие деревеньки лепились к наезженным дорогам, нанизывались на них, будто бусины на нить. Деревень было много – и были они неотличимы одна от другой: те же некрашеные дома, кривые сараи да плетеные изгороди; одинаково одетые прохожие, прячущие лица, крикливые гуси, ленивые облезлые псы, выкусывающие блох. За селениями долго тянулись голые, давно убранные поля. Будто огромные валуны стояли на мертвых лугах смётанные стога, вылизанные дождями да ветрами.
На перекрестках встречались трактиры. В них было куда больше жизни, нежели в сонных деревнях. Жёлто теплились слюдяные окошки, печные трубы выплевывали в темнеющее небо снопы искр, стучали, взвизгивали двери, на один голос ржали люди и лошади.
– Подгоняй! – требовал Ферб каждый раз, когда впереди показывалось очередное питейное заведение или постоялый двор. И словно невзначай поправлял висящий на боку меч и гладил рукой ложе взведенного арбалета.
Когда стало совсем темно, Ферб велел Тильту остановить лошадей. У паренька ёкнуло сердце – очень уж тихое место выбрал разбойник для остановки; тихое и жуткое: на краю