что причина небывалого мора всем известна и проста как пятак.
– Так в камере номер семьдесят шесть больше недели не живут, – спокойно выслушав причитающуюся ему долю крика и матюгов, сказал Ковбасенко.
– В каком смысле, мать твою, больше недели? – Кирияджи надеялся услышать, что, мол, через неделю переводят в другую камеру.
– Копытятся, – так же спокойно ответил старший контролер. – Открывается туберкулез, раз-два и на кладбище. Бывает, что и рак, но тоже очень быстро. Ну а уж если инфаркт, то труп к утру уже холодный.
– Почему не принимали меры?
Ковбасенко почесал затылок:
– Так ведь эта…
– Отвечай, мать твою!
Кирияджи добавил еще много нелестного, пока, наконец, не почувствовал, что интерес начинает перевешивать гнев. Он умолк, отер платком вспотевшее лицо и шею и буркнул:
– Докладывай все. Почему я должен клещами из тебя тянуть?
– Так все ж знают, товарищ подполковник. Все ж люди. К примеру, урка поперек горла корешам стал. Туда его. Или залупился кто на коридорного. Или куму стучать не хочет. Так туда его. А бывало, при прежнем, ненужный свидетель… Ну, вы понимаете. Тут мы этого не касались. Это сам прежний распоряжался.
– Да что ж это за камера такая, мать твою?
– Так отож… Камера как камера, в прошлом годе плановый ремонт делали. Подшпаклевали, подкрасили, матрацы новые. Все равно мрут.
– А другие помещения, что?
– Так ить… ничего. Сами удивляемся.
– Ну-ка, пойдем туда. Сам погляжу, чтой-то за причиндалы.
Странная камера размещалась на втором этаже тюремного корпуса. Контролер глянул в глазок, доложил:
– Можно.
И залязгал засовом замка.
Кирияджи в большой задумчивости вступил под своды семьдесят шестой.
– Встать! – негромко распорядился у него из-за спины контролер. И добавил для Кирияджи: – Да они тут тихие.
В камере на восемь человек находились четверо. На приказ контролера они и ухом не повели: двое спали на нижних койках, а двое играли в карты на верхних, поближе к забранному «намордником» окну. Впрочем, один из этих двоих сказал, лениво тасуя колоду, другому:
– Гляди, начальство пожаловало…
В ответ тот широко и громко зевнул, аж зубы клацнули, и сказал:
– Хорош трындеть, сдавай уже.
Кирияджи хмыкнул, пробормотал сквозь зубы: «Дисциплинка…», и обратился к заключенным вполне официально:
– Жалобы имеются?
Спавшие не проснулись, а игравшие в карты – те переглянулись и продолжили игру.
Кирияджи возвысил голос:
– Жалобы, говорю, на здоровье есть?
Один из игроков, тот, который торопил сдавать, почесал небритый кадык и лениво ответил:
– Да задолбал ты, гражданин начальник. – Послюнявил пальцы и смачно ударил картой карту партнера. – Тридцать одно! Опять ты в жопе, Вася.
– За жопу ответишь, –