испытуемых (которые не увлечены). В некоторых случаях измеримые количественные различия достигают 50 или 60 %, иногда много больше. В других случаях существуют качественные отличия, которые ускользают от измерений. Таким образом, здесь перед нами некоторый параметр, который ведет к громадным различиям в наших экспериментальных результатах.
Мы видели, что в условиях эго-вовлеченности вся личность проявляет большую последовательность в поведении, она обнаруживает не ситуационную специфичность поведения, а его генерализованность и согласованность. В области суждений мы видели, как эго-вовлеченность приводит к значимым искажениям обычных психофизических суждений. В области памяти мы обнаружили, что эго-вовлеченное запоминание определенно лучше (хотя иногда может вмешиваться вытеснение или в память проникает рационализация). В области интеллекта мы отмечаем, что эго-вовлеченность необходима, если мы хотим достичь оптимальных результатов. В теории обучения явно необходимы реформы, направленные на то, чтобы признать очевидное влияние эго на приобретение умений и знаний. В области мотивации жажда признания, статуса и оценки оказывается главной, что глубоко влияет на наши концепции, процедуры и политику в производственных отношениях, в образовании и в психотерапии. И это лишь некоторые из операциональных критериев, с помощью которых мы можем продемонстрировать наличие эго.
Несколько психологов, помимо меня, отстаивали то, что эго должно занять более высокое положение в современной психологии. Это делали Коффка, Левин и психоаналитики, а также Мюррей, который различает «перифералистскую» психологию и «централистскую» психологию[161]. Тезис, сформулированный в книге Роджерса «Консультирование и психотерапия»[162], кажется мне особенно ясным свидетельством того, что эго приобретает признание. Роджерс фактически приглашает консультантов откинуться в кресле и, не пользуясь почти ничем, кроме своевременного «ага», поощрять пациента самого реорганизовать и перепланировать свою жизнь. Эго пациента берет управление на себя. Наверное, уже пора.
Хотя мы адекватно операционально продемонстрировали существование эго, мы еще не занимались сложной проблемой его определения. Выше мы видели, что преобладают восемь концепций. Но всякий раз, когда мы сталкиваемся с эго-вовлеченностью, эго оказывается задействованным в нескольких из этих исторических смыслов. К тому же эти исторические концепции, похоже, имеют много общего.
Прежде всего, кажется очевидным, что все эти концепции у́же, чем понятие «личность». Все авторы, похоже, согласны в том, что эго – только одна часть, одна область, или, как говорят фрейдисты, один «институт» личности. Многие умения, привычки и воспоминания являются компонентами личности, но редко, если вообще когда-нибудь, становятся эго-вовлеченными. Авторы, пожалуй, согласны также в том, что эго не существует в раннем детском возрасте, постепенно развиваясь по мере того, как ребенок становится способен отделять себя от окружающей его среды и от