бога, простить меня, Николай! – снова перешел он на русский, вдавливая меня белыми ладошками обратно в кресло. – Я буду говорить краткий. Я хотеть сказать, что я иметь много хороший вещь. Я иметь фотоаппарат «Никон», магнитофон «Панасоник». Такие вещь в СССР в магазины нет.
Да, я это прекрасно знал и без него. Японская электроника, машины, и прочий ширпотреб, были мечтой советского обывателя и достоянием редких выездных наших граждан – дипломатов, крупных ученых, деятелей культуры и партийных боссов. Едва ли, на весь миллионный Новосибирск, наберется сотня таких безделушек. За них заламывали бешеные деньги спекулянты на барахолке.
– Я не понял – вы предлагаете мне купить что-то у вас? – осторожно спросил я, прикидывая в уме, сколько бы я мог нагреть на этом деле, с учетом моей новой цели. У меня не было опыта в спекуляции, но, кажется, Судьба подкинула мне шанс заработать, послав мне этого чернокожего.
– Нет, – негр снова сцепил на груди руки. – Я хочу вам дать мои вещь за один деликатный услуга…
Моиз прервал разговор и, приложив палец к губам, многозначительно кивнул мне куда-то за спину. Я обернулся – к нам приближалась уборщица, орудующая шваброй – тощалая дылда с мускулистыми мужскими ногами, выглядывавших из-под голубого халата и обутых в сандалии, с волевым лицом немецкой спортсменки, обрамленного черными, завитыми мелким бесом, кудельками. Добравшись до нас, она, будто была безголосой, попросила жестами, чтобы мы на минутку поднялись.
Я всмотрелся в ее лицо, которое ни разу не обратилось на меня, и мне показалось, что оно мне знакомо, но где и когда я его видел – припомнить не мог.
Протерев под столом и креслами, уборщица стала удаляться от нас в противоположенный конец коридора, все так же методично, как солдат в казарме, шаркая шваброй.
– Тут может ваш КГБ следить. Тут каждый розетка, каждый радиоприемник боишься. Что за страна? Да, на счет, оказать услуга…
– Какую услугу? – насторожился я, особенно после его высказанных страхов, полагая, что меня хотят завербовать в шпионы. Такими сценками, какая у нас была сейчас с Моизом, пестрили наши фильмы о шпионских детективах.
Моиз замялся, вытащил из кармана пиджака сигареты, предложил мне. На впервые увиденной мной пачке, я прочел марку: «Chesterfield». Мне очень хотелось попробовать эти незнакомые мне иностранные сигареты, но, ведь, даже в стихах говорится: «…у советских собственная гордость», и я, помедлив, достал пачку «Феникса», хотя и те были не наши – болгарские, и взаимно предложил их Моизу. Тот скривился и закурил свою, поблескивая огромным золотым перстнем на руке. Я, наконец, решился и осторожно, как из заряженной мышеловки, вынул чужеземную сигаретку для себя и тоже затянулся, наслаждаясь необычным ароматом.
– Услуга – так себе, пустяки, – продолжил Моиз и оглянулся, будто нас реально мог кто-то еще прослушивать в опустевшем холле – впрочем, у КГБ такие возможности были, здесь я был с Моизом согласен, ибо наша гостиница была единственной, где тогда принимали интуристов