Пришлось идти пешком, я заметил, что на третьем и четвёртом этажах не горит свет. Проклятие какое-то, что случается с этими лампочками?
«Надо чаще ходить пешком», – подумал я. Так недолго и совсем форму потерять. Поднимался и поднимался, и думал о последних словах этой рыжеволосой, «из бочки». Интересно, о какой охране она говорила? И что это за охрана будет – зазеркальные кошки, что ли? Или как?
У нас на этаже тоже со светом неладно: лампочка едва тлеет. Ладно была бы лампа накаливания, но каким образом может «тлеть» светодиодная? Была мысль достать фонарик, да поленился ставить ящик с инструментом, лезть в сумку. Полез в карман, достал ключи и понял, что дверь с той стороны закрыта «на щеколду» – на собачку. Снаружи не открыть. Не беда – позвоню. Лампочка тем временем совсем отказала, я ждал, и ждал, и ждал, а дверь всё не открывалась…
А когда открылась, я осознал две вещи: вокруг меня глубокая тишина и непроницаемая мгла, и только впереди слабо виден прямоугольник света – и что-то знакомое в нём. И ещё – стало очень холодно.
* * *
Дети у себя, закончили с уроками, и сейчас заняты расследованием. История с зеркалом для них – невероятно интересное приключение. «Хоть для кого-то это приключение», – подумала Вера.
Дверной звонок прозвучал непривычно тихо. Вера заканчивала переснимать материалы для диссертации: кошки, заслышав звонок, разом соскочили с насиженных мест, и помчались в прихожую. Так и заметила, только потом осознала, что в дверь звонят, но звук слишком тихий. В прихожую она не побежала, а пошла быстрым шагом.
Там уже осознала, что лампа под потолком светит слабее обычного, а вокруг слишком тихо. Словно уши заложило. Вера помотала головой, наверное устали и глаза, и уши. Кошки вели себя необычно, оба привстали перед входной дверью, и яростно царапали её.
– Герцог, Плюшка, отошли! – свой голос также прозвучал непривычно тихо. Странно. Вера распахнула дверь…
И замерла – зрение не сразу восприняло то, что было по ту сторону. Там стоял Костя, в куртке и кепке – в том, в общем, в чём уехал – его обычная сумка через плечо, в другой руке – чемоданчик отца Веры, с инструментом. А за спиной Кости клубилось непроницаемо-чёрное облако, чернильная туча, от неё исходило ощущение холода.
Герцог и Плюшка, оба по эту сторону порога, сгорбились и издали низкий, угрожающий шип и рычание. И туча отшатнулась, отлетела от человека на несколько шагов. Вера осознала, что одной рукой придерживает фотоаппарат, висящий на шее на ремне; не глядя схватила его, направила перед собой и нажала на кнопку.
Вспышка прокатилась по лестничной клетке белой волной; сгусток тьмы съёжился, обрёл форму эллипсоида, отодвинулся ещё на несколько шагов.
Герцог и Плюшка, сидящие внутри квартиры, продолжали шипеть и рычать. Вера трясущимися руками нажала на кнопку – заряжайся, заряжайся же – и хотела крикнуть Косте «Берегись!», и не могла – горло словно сковало. Что-то странное происходило с Костей, он двигался очень медленно. Но двигался, медленно