тряпки! Его я тоже ел полгода. Поэтому…
– Поэтому нам принесут нежнейшего ягненка, – перебил его Геберт. – Приготовленного на вертеле, с лимоном, чабрецом и черным перцем. Он родился, прожил свою жизнь и умер во славу чревоугодия при полном отсутствии магии. А насчет рыбы капитан Крандж… эээ… пошутил.
– Спасибо, Гайс, – прочувствованно сказал капитан Атен.
– Да, только на Трех ветрах и можно пожрать как следует, – проворчал Крандж. – Единственное место в мире, где тебе не подсунут вместо кролика магически обработанную кошку.
– Ну, когда-нибудь судари маги придумают амулет, позволяющий обнаружить кулинарную подделку, – предположил начальник порта. – Только вот когда?
– Когда, когда, – проворчал Крандж. – Когда краб наизнанку вывернется!
– О! – оживился Геберт. – То есть никогда! Как изящно. У меня, судари, для подобных выражений есть отдельный раздел. «Неисполнимые условия». Вот, извольте.
Он открыл тетрадь и принялся зачитывать:
– Когда змей развернет свои кольца. Какой змей? Неизвестно. Когда медуза квакнет… а, это ваше, морское присловье… Когда спящие проснутся…
– Почему морское? – перебил его недовольный Крандж. – Это чушь какая-то, вы уж меня простите, Гайс. Кто это вам в море квакать будет? Нет такого выражения! Кто-то над вами подшутил, а вы и поверили.
– Ну да? – огорчился Геберт. – А позвольте, я сейчас посмотрю, за кем же я это записывал…
Он зашелестел страницами.
– Кхм, – вмешался Бван Атен. – Давайте лучше выпьем, судари. И закусим.
Что-то в блеске его глаз наводило на мысль, что он знает, откуда в книжке Геберта взялась эта запись, и Крандж понимающе кивнул южанину. Сударь начальник порта иногда бывал невыносим со своим увлечением.
Беседа была прервана появлением вожделенного ягненка на блюде. После этого некоторое время за столом слышалось лишь чавканье и довольное урчание. Никакие условности не сковывали троих мужчин. Они были знакомы давно, очень давно. Лет двадцать, пожалуй. В те времена молодой Гайс Геберт едва лишь заступил на должность начальника порта, а юный Крандж еще не был капитаном. Геберт и Крандж сильно изменились с тех пор – один ссутулился, другой отрастил солидный живот.
А вот Бван Атен, про́клятый капитан корабля-скитальца, не изменился ничуть. Что ему два десятка лет при его сотнях? Атен любил повторять, что саму императрицу Юга помнит еще девочкой с косичками. Наверное, врал.
Хотя бы про косички.
От центральной площади верхнего Бедельти расходились чистые мощеные улицы, застроенные красивыми опрятными домами. Но если идти по любой из этих улиц достаточно долго, мостовая под ногами постепенно сменялась простой утоптанной дорожкой, а затем и вовсе превращалась в заросшую бурьяном тропу.
Папаша Зайн и матушка Зайн жили в ветхом и скособоченном сарайчике, к которому вела одна из множества тропок, и считались обитателями верхнего Бедельти. Но, само собой, никто приезжий у них никогда не останавливался.