Для этого были задействованы те же отрасли, что и в так называемых буржуазных странах. Литература и искусство поощрялись властью, но только в тех случаях, когда духовный мир, создаваемый ими, соответствовал официальной идеологии и атмосфере советизма. Настрой литературы в советском ключе был задачей критики. И она выполняла ее. Ликвидация безграмотности сделала доступной для каждого партийную пропаганду. Образовалась пропасть между духовной жизнью и реальностью. Тем не менее, она принималась людьми как нечто нормальное.
Иллюзии такого мира были рассчитаны на тех, кого можно было убедить, что его жизнь протекает в атмосфере чистоты и товарищества. Это были люди, верящие в будущность своего небывалого государства. Они были готовы отказаться от нажитого прошлого в «разрушенном до основания мире». Это было стремление к бескорыстной жизни – русской национальной мечте. Они не подозревали, что вовсе не следуют формуле «Интернационала». Основание тоже подлежало разрушению.
Молодежь, часть средних слоев видели в большевизме романтические черты, потенциал созидания. Рождались новаторские тенденции. Появлялись способные поэты, артисты, музыканты. Они были нужны власти для гуманистического истолкования атмосферы создаваемой жизни. Одновременно расширялся второй тип преданных власти людей – серых, зло равнодушных, не столько устремленных к неясному будущему, сколько одержимых неприязнью к чистоте душевной, ко всякому моральному усилию, людей тяготеющих к жестокости и принуждению. Это теневое основание было главным.
Нравственная глухота такого типа людей не желала иметь что-либо общее с какой-то поступательной идеей. Они жили необходимостью попрать всех, кого мы отнесли к первой группе. И они одержали пиррову победу. Интеллигенция вынуждена была соглашаться с идейной базой такого регресса и не могла противостоять его всесокрушающей сущности. Логика обеих сторон обрела извращенное существование.
Обе группы создали собственную культуру, если можно так называть противостоящее духовное существование. У первой она была наполнена идеализацией советской жизни на основе строгого идейного содержания. Вторая становилась все циничнее и жестче. В результате сложилась так называемая советская цивилизация, соединяющая светлые социальные ожидания и нависший над ними меч. Несовместимость злой воли и добрых надежд породила ложность и опасность творческих усилий.
Согласно такой духовной структуре создавалась модель нового человека – упрощенного, автоматизированного, напоминающего не живое существо со всем многообразием его проявлений, а схему. Она могла слушаться, совершать подвиги, работать в лабораториях. Такое человекообразное существо не могло жить в свободном мире, где от него требовалась индивидуальность, творческие усилия, право на ошибку, а только в оранжерее или в клетке. В зависимости от приносимой пользы или вреда, установленного хозяевами.
Подобная модель добивалась враждебности ко всем иным