ним открылось пространство бескрайней чувственности. Эти постоянные открытия стало столь сильнодействующим средством, что разум не всегда мог справиться с этим. Появились психические заболевания, чего животные не знают. Инстинкт продолжения рода стал порой не началом природного процесса, а пиком физиологического наслаждения без естественных целей. Отсюда проституция.
Столь двойственное появление натуры продолжало развивать ложь как неизбежное облегчение такого существования. Правда стала доказываться через неправду. В этом случае она выглядела не так страшно.
То же произошло с пищей. Из биологической необходимости она стала средством развития особой чувственности. Отсюда утонченная кулинария, алкоголь, курение, наркотики как растительный и химический продукт.
Достижения в умственной деятельности также стали целью получения притягательного ощущения. Это было бы неплохо, но все свои усилия и возможности человек оценивал согласно вкладу в копилку новых удовольствий. В результате продолжали воспитываться неприродные, снова извращенные тягой к чувственности свойства натуры: сладострастие, честолюбие, тщеславие. Никакие живые существа не знают этого. Они в своей среде неосознанно нравственны. Даже крокодилы. Человек, в противоположность зверю, осознал на каком-то этапе спасительное значение моральных ограничений как гарантийной основы своего перспективного существования. Явилось ли это чем-то высшим? Несомненно! Но надо помнить, что подобная роль разума требует высокой ответственности за владение им. Иначе ум наказывает человека.
Привлеченная такими возможностями, натура человека претворила нравственность в конкретное чувство совести. Именно оно учило человека самоограничению после истребления миллионов себе подобных в войнах и преступлениях. Все они отнюдь не вызывались стремлением добыть нечто крайне необходимое, а стали следствием избыточных или извращенных интересов, приводили к временному успеху за счет существ, себе подобных, и умножали понятие зла. Напомним: зло – фактор человеческий. Это косвенный продукт развития разума.
Очень медленно такое понимание входило в умы под названием греха, и только много веков спустя стало сказываться на поступках человека. Произошло это не потому, что дидактическое моральное начало взяло верх, а потому, что развитый эгоцентризм с его техническими возможностями явил угрозу существования всему роду человеческому. Ум показал, что он может приводить не только к положительному результату. В то же время вдумчивый расчет воспитывал справедливый подход ко всему окружающему. Умственное начало очень медленно становилось результативнее чувственного.
В этом мы видим характер приговора Страшного Суда, как мы его понимаем сегодня. Он вряд ли «страшный», поскольку его цель в пробуждении разума на новой ступени его развития и выведении человека на правильный путь. Ах, если бы все суды имели возможность преследовать такую цель!
Возникшее