олонок звучит «Dead Kennedys», песня «Too Drunk To Fuck» – «Слишком пьян, чтобы трахаться».
Я затягиваюсь, отдаю косяк Джею. Он спрашивает:
– Когда ты летишь домой? Ты говорил уже, вроде, но я забыл…
– Послезавтра.
– А я уеду в понедельник. Останусь на уикенд. На церемонию, конечно, не пойду – я ни мантию, ни шапку не заказывал. Можешь представить меня в шапке и мантии, на этой тупой выпускной церемонии?
– Нет, не могу.
– Это придумано для идиотов, а большинство людей и есть идиоты. Вся жизнь у них расписана заранее. В колледже надо бухать, трахаться, курить «траву», но при этом еще и учиться, чтобы не выгнали. Потом получить диплом, напялить шапку и мантию – пусть полюбуется родня из Айовы, такая же тупая. Потом – найти работу, просиживать штаны, делать карьеру, получать повышения. Скука, короче…
Я киваю. Джей затягивается, отдает мне косяк, продолжает:
– А мы устроим нормальную радикальную «парти» у Дэна: упьемся текилой под правильную музыку. «Dead Kennedys», «Conflict», «Crass». Оставайся и ты, потусуешься…
– Не могу. Билет уже куплен.
– Ладно, забудь. А вообще, домой хочешь? Не надоело здесь за три месяца? Или понравилось?
– Так…
– Говори, что думаешь. Мне не нужна эта жвачка, про то, как здесь все хорошо. Америка – страна идиотов во главе с тупоумным уродом. Надеюсь, что на второй срок его не выберут – хватит сраному ковбою рулить страной. А может, и выберут. Потому что большинство – кретины.
– Наверно.
– Не бойся, скажи мне, что думаешь. Я тебе объяснял свои взгляды сто раз. Надеюсь, когда‑нибудь эта система взорвется…
– И что это будет? Революция?
– Может быть, революция. Может быть, все сгниет изнутри. Неважно.
Джей забирает косяк. Меня начинает вставлять.
– Трава ничего. Ты в Москве часто куришь траву?
– Нет, нечасто. Я не то, чтобы очень любитель…
– Да, в России – главное водка… Шучу. Знаю, это – стереотип…
– В общем, да, стереотип… Но это правда.
Джей кидает окурок в окно, глядит на часы.
– Еще только одиннадцать. Поехали в бар?
– Поехали. А кто поведет?
– Я.
– А не боишься водить под кайфом?
– А я разве когда‑нибудь не под кайфом?
Джей хохочет, я тоже.
Машину обгоняет джип «Рэнглер», в нем сидят человек десять. Чувак в красной футболке висит на подножке, что‑то орет нам. Я его не понимаю. Джей вертит руль, глядя перед собой. Поначалу мне было страшно, а теперь уже все равно.
Бармен льет пиво в бокал Джея. Я отпиваю из своего. В баре – море народу: бородатые мужики в коже и джинсах, студенты в кофтах с эмблемой колледжа, тетки в джинсах – бананах, как в фильмах про восьмидесятые. По телевизору идет без звука американский футбол. Играет музыка кантри.
Мы чокаемся, делаем по глотку. Джей отставляет бокал.
– Алекс, есть для тебя идея.
– Я слушаю…
– Организуй панк – группу в Москве…
– Нафига?
– Ты говорил, что тебе скучно жить, что хотел бы чем‑нибудь заниматься…
– Я не умею играть…
– Херня. Научишься. Это не джаз и не классика. Панк – рок может играть каждый. Главное, чтобы было, что сказать людям.
– Думаешь, у меня есть, что сказать?
– Есть, конечно. Хотя бы, «пошли вы на хуй, уроды!»
Мы хохочем.
– Нет, правда. Я не шучу. Поедем завтра в «пон – шоп» и купим тебе гитару. Я ее подарю тебе. Это будет мой вклад в глобальное продвижение панка.
Людей в баре стало поменьше. В углу два старика играют в «дартс». Элис сидит на коленях у Джея, Джун положила мне голову на плечо. Джей говорил, что в прошлом семестре он и Элис вместе учили «Феминизм и политику». Он часто называет себя феминистом.
Джун спрашивает:
– Алекс, ты тоже изучал экономику, как и Джей? И ты тоже марксист?
– Нет, я изучал электронные технологии. Я не знаю, почему меня к нему поселили. Наверное, по ошибке.
– Как это, по ошибке? Специально, чтобы он из тебя сделал марксиста. У него получилось?
– Не знаю. Со стороны виднее.
– Какой еще марксизм? – Элис поворачивается к нам. – Сейчас две тысячи четвертый год. Какой может быть марксизм в две тысячи четвертом году?
– Очень даже нормальный, – говорит Джей. – Выпьем еще по пиву? Сейчас объявят последний заказ.
Я и Джей ждем на улице. Два чувака ссут на стену бара. Мимо проезжают набитые до отказа машины. Из окон высовываются чуваки и девчонки, что‑то орут.
– Алекс, ты видел, куда делись бабы?
– Нет, не видел. По – моему, в туалет…
– А, по – моему, они