он, может быть, в чем-то прав, быть может, как лучник он и впрямь не совсем безнадежен. Кто знает, быть может, и в самом деле его стрелам помешала отнюдь не его дрогнувшая рука.
– Ага! – вскричал Гиеагр.
– Но ведь ты сам понимаешь, – продолжал старик, – доказать это невозможно, а я вовсе не склонен брать на себя вину, которую невозможно доказать… – Он немного помолчал. – Ну хорошо, все-таки… Положим на мгновение, что он – несчастная жертва чьих-то козней, а не просто не умеющий проигрывать юнец. Если так, то мне, пожалуй, следовало бы согласиться на повторный, как ты выразился, «честный» поединок. Собрать арбитров, выбрать мишень…
– Да, именно это тебе надлежит сделать! – выпалил потерявший всякое терпение Гиеагр. Он был в ярости, рука, сжимавшая рукоятку меча, побелела так, что стала похожа на руку гипсовой статуи. Его взгляд, перескакивая с лица старика на фигурку девушки, становился алчным и нетерпеливым.
– План хорош, ничего не скажешь, – продолжал как ни в чем не бывало старик. – Но знаешь, что меня смущает?..
Он замолчал, подняв к небу указательный палец.
– Что?! Что тебя смущает, старик?! – закричал Гиеагр. – Уж не думаешь ли ты, что я, уподобясь тебе, прибегну к каким-нибудь колдовским штучкам? Так будь спокоен, я…
– Меня смущает вот что, – перебив его, снова заговорил старик. Он, как и прежде, говорил только со мной. – А вдруг парень и вправду выиграет? Я, знаешь ли, друг-переговорщик, питаю страсть к красивым рабынькам, а в мои лета ох как тяжко разочаровываться… – Он снова помолчал, должно быть, наслаждаясь произведенным эффектом. – Так вот, переговорщик, – произнес он своим гулким голосом, – передай своему могучему другу, что я отказываю ему и в рабыне, и в поединке.
Я бросил взгляд на Гиеагра. Тот молчал, открывая и закрывая рот, будто получил камнем из пращи под дых. Похоже, он ожидал от старика всего – молений, слез, упреков, вспышки ярости, нападения – но никак не издевки!
– Ах ты… – выдавил он наконец. – Послушай, старик, ты думал когда-нибудь, что умрешь не в своей постели, окруженный домочадцами, как и подобает почтенному мужу, а вот так, на дороге, цепляясь за юбку украденной тобою рабыни?
Солнце блеснуло на лезвии его меча, острие уткнулось в горло противника.
– Ты всегда был необуздан, юноша, – проговорил старик каким-то другим, незнакомым мне, хриплым глухим голосом.
Едва заслышав этот голос, Гиеагр вдруг качнулся, будто пьяный, в глазах его промелькнул ужас. Старик хохотнул – громко, отрывисто.
– Да ты, я смотрю, храбрец! Что же, одно движение – и твой отец истекает кровью у твоих ног. Смелей, не стесняйся.
Гиеагр задрожал, взгляд его вдруг потерял остроту, затуманился, будто обратившись внутрь, к видениям, проносившимся где-то там, в глубинах сознания. Рука с мечом медленно, неуверенно поползла вниз…
Глаза старца, все это время не отрывавшего взгляда от оружия, наполнились презрением.
– С-смертный! – он как будто выплюнул это слово. –