легко открылась. Платон перешагнул через порог и очутился на знакомой улице. Первое, что он увидел, была его машина, припаркованная у тротуара всего в десятке метрах. Он вдохнул полной грудью, достал ключи и нажал кнопку на коробочке сигнализации. Машина отозвалась, мелодично чирикнув центральным замком. Платон запустил двигатель, посмотрел на часы. И не поверил глазам. Получалось, что он ушел со съемочной площадки двадцать минут назад. «Не может быть, я блуждал не менее полутора часов, потом эта встреча…» Но часы на приборной доске показывали то же, что и наручные.
Салон прогрелся, Платон стянул с себя шинель и бросил на заднее сиденье. «Да, – подумал он, – скоро совсем башкой поедешь, если будешь скакать с площадки на площадку не спавши, без выходных. Все, домой, душ, поспать, только в магазин заскочить…» Платон включил поворотник и, глядя в зеркало заднего вида, начал выворачивать руль. И замер на полувдохе. «Дося, Досенька», – сказала она… Досей родные и знакомые звали Доротею Казимировну, бабушку Платона, а Досенькой ее называли только несколько самых близких подруг…
Уже второй раз за этот день Платон усилием воли пресек мысли на запретную тему – не время и не место, – пропустив тэшку, отъехал, наконец, от тротуара. Медленно прокатился метров четыреста, постоял под светофором, дожидаясь стрелки, повернул и остановился у продуктового маркета, находившегося на первом этаже соседнего, смежного с Платоновым, дома. Продуктовый магазин здесь был всегда, по крайней мере столько, сколько Платон жил тут, с тех пор как его родители переехали сюда вместе с семилетним Платоном от бабушки, с Васильевского. Он заглушил двигатель, посмотрел на время – было около пяти часов. «Сашка приедет где-то к одиннадцати, после репетиции, голодная». Он посмотрел на сияющие светом окна магазина и завозился, собираясь. Оглянувшись назад, открыл дверь (оглядываться при выходе из машины у него вошло в стойкую привычку лет пять назад, когда проезжавшая мимо фура снесла ему дверцу – как ножом срезала, слава Богу, сам ступить на асфальт не успел) и уже собрался выйти, когда вовремя вспомнил, что на нем съемочный игровой костюм. Подумав, извернувшись, протиснулся между спинками передних кресел, кряхтя и сопя, нашарил внизу мешок со своей старой кожаной курткой, которую поселил в машине на всякий пожарный – колесо поменять, под капотом поковыряться или, типа, как сегодня. Он вытряхнул куртку из пакета, натянул на китель, посмотрел в зеркало и доверху застегнул «молнию». Воротник с петлицами скрылся. Похлопал себя по груди, проверяя портмоне – здесь, – и бодрой рысцой поднялся по аккуратно расчищенным от снега ступеням.
В магазине Платон набрал чуть ли не на две недели: как и все нормальные мужики, он не очень любил походы по магазинам, поэтому всегда покупал впрок. А сегодня с голодухи глаза завидущие, руки загребущие, плюс предстоящий визит дамы сердца…
Платон взял килограмма два вырезки («пожарю, с перчиком и лучком», – потекли слюнки), твердой и вареной колбасы, разных нарезок, хлеба трех видов, чертову кучу каких-то консервов, мандаринов, красной рыбы, сухого