моюсь.
– Какой ты скучный. Даже скулы свело.
Мара наморщила нос. Она была бледная, как мраморная статуя, тот глаз, под которым расцветал синяк, потек, на подбородке краснел отпечаток помады.
Из «скорой» вытащили носилки с толстой женщиной в домашнем халате. Она колыхалась всем телом, как будто была сделана из холодца. Два санитара понесли ее к двери. Водитель вышел и закурил, пуская дым в посеревшее небо.
Андрей подошел к нему и спросил:
– Ты сейчас свободен?
– Полчаса, от силы, – ответил водитель. – А что?
– Девушку нужно домой подбросить.
– Но…
Андрей достал из кармана крупную купюру и протянул ее со словами:
– Сделай доброе дело.
– Хватятся меня, – неуверенно пробормотал водитель.
– Придумай что-нибудь.
Получив еще одну купюру, водитель принялся куда-то звонить. Андрей вернулся к Маре и сказал:
– С ним поедешь. Дорога оплачена.
– Ты гомик, – процедила Мара, щуря подбитый глаз. – С тобой все ясно.
– Прощай, – сказал Андрей. – Было неприятно познакомиться.
– Козел!
– От козы слышу. Чао.
– Сейчас. Только сумку заберу.
Мара нырнула в машину, порылась там и, с силой захлопнув дверцу, продефилировала к белому автобусу с синей мигалкой. Получилось это не слишком величественно, учитывая, что шла она босиком. Андрей отвернулся. За стеклянной дверью больницы возникла мужская фигура в зеленом колпаке и курточке. Ночь продолжалась и никак не могла закончиться.
Глава пятая
Хирургическое вмешательство
Игорь Иванович Козак не являлся, как это принято говорить, врачом от бога. Руки у него росли откуда надо, однако были не золотыми, а самыми обыкновенными. С переменным успехом он этими руками резал пациентов, штопал их, вправлял суставы, сращивал переломы и занимался прочими хирургическими процедурами разного рода. При чем тут бог?
Козак очень не любил ночные дежурства. Спирта он не потреблял, медсестры в клинике работали все как на подбор страшненькие или с завышенными ожиданиями, поэтому и по женской части Козак не усердствовал. Случалось, конечно, всякое. Но чаще случалось нехорошее.
По ночам в больницу везли то обгоревших пожарных, то отравившихся угарным газом, то вообще кого ни попадя. Медом им тут, что ли, намазано? Тяжелые травмы, легкие, несовместимые с жизнью, сотрясения, попытки суицида, пострадавшие в дорожных авариях, обмороженные, захлебнувшиеся рвотой, с пулевыми ранениями, с резано-колотыми ранами, выпавшие из окон, попавшие под поезд. Много всяких пациентов повидал Козак на своем веку, но такое – в первый раз.
Склонившись над трупом, Козак вытащил из его головы еще один зазубренный осколок, липнущий к перчатке. Сомнений быть не могло.
– Где парень, который его доставил? – спросил он.
– Уехал, наверное, – ответила ассистент Кошкина.
– Анкету заполнять отказался, – наябедничал медсестра Пилипчук. – Сам на машине, так что, небось, уже ищи-свищи.
– Номер!