штаны. Вообще, костюм выглядел очень простым и даже грубым, за исключением большой круглой пряжки, раскрашенной под золото. Невысокие сапоги из шкур, сшитые швом наружу, наподобие мокасин, были перехвачены ремешками чуть выше щиколоток.
Мускулатура мужчины сразу бросалась в глаза, главным образом потому, что на нем не было рубашки – это обстоятельство сперва и удивило Розалин больше всего. Но потом она решила, что костюм незакончен или же сценарий мистера Хейли предполагает персонажа с голым торсом. Она должна была признать, что конкретно эта обнаженная грудь выглядела весьма впечатляюще: широкая, слегка покрытая светло-коричневыми волосками, с хорошо развитыми мышцами, но не такими чрезмерно вздутыми, как у культуристов. Гримерша мистера Хейли также заслуживала комплиментов: на груди и мощных руках незнакомца красовались мастерски нарисованные шрамы, которые, по-видимому, изображали следы былых сражений.
На шее у него висело небольшое мужское ожерелье в старинном стиле – двойная нитка массивных полированных бусин, опять же под золото. Светло-каштановые волосы эффектно спадали чуть ниже плеч – вполне вероятно, что как раз из-за прически ему и досталась в спектакле эта роль средневекового воина, сакса или викинга.
И снова по спине Розалин пробежал холодок. Что-то сверхъестественное было в этом совпадении: всего несколько минут назад она держала в руках аутентичный меч викинга, и вот теперь перед ней появляется этот странный студент в костюме опять-таки викинга.
Он медленно опустил поднятую к лампе голову и теперь пристально смотрел прямо на нее: вероятно, от яркого света у него сейчас перед глазами тоже плыли темные круги. При взгляде на него Розалин, помимо прежнего беспокойства, почувствовала что-то еще. Он был хорош собой, и в его суровой грубоватой красоте было нечто завораживающее, чуть ли не гипнотическое. Почти прямые широкие брови. Глубоко посаженные синие глаза. Правильной формы нос на фоне крутых скул. Тонкие губы и очень мужественный и даже агрессивный квадратный подбородок.
Если бы он улыбнулся, на его щеках, наверное, появились бы ямочки. Но сейчас, казалось, ничто не могло смягчить выражение гнева на его лице. Мужчина был рассержен, а в его интонации она уловила досаду или даже злость.
Они продолжали смотреть друг на друга, и затянувшаяся пауза становилась неловкой. Розалин уже собиралась прервать ее, повторив свой вопрос, но тут его взгляд неторопливо скользнул вниз по ее телу, задержался – пожалуй, излишне долго – на ее голых икрах и все так же медленно вернулся к ее лицу.
Розалин мгновенно вспыхнула – мужчины себе такого с ней не позволяли – и потупила взгляд по привычке, выработавшейся у нее еще со школы, когда мальчишки проявляли к ней интерес, а она не хотела, чтобы они к ней приставали. Не хотела она этого и сейчас, о чем красноречиво говорил ее очень строгий деловой костюм.
Очки, которые носила Розалин, на самом деле были ей не нужны: