мечтаний, терпя крушение или покоряя Олимп.
Коротко говоря, девушек он, бесспорно, обожал, но обожал их издали, он ими грезил, но не позволял себе даже легких, ни к чему не обязывающих приключений, которые обычно заменяют молодым людям настоящую любовь. На настоящих же женщин Ипполит смотрел с боязливым сомнением, с опаской и недоверием. Если же сами женщины с ним заговаривали, то он конфузился, приходил в замешательство, и его бледное лицо тут же предательски заливала краска. Очень долго молодой человек не мог преодолеть робость, он прятал ее в вынужденном благонравии и смирении, а потому много времени проводил один. К этому следует добавить, что Ипполит, как и все одинокие дети, был умственно развит куда сильнее своих сверстников.
Откровенностей своих мальчик никому не навязывал, а всю наивную нерастраченную сентиментальность, всю мучительную потребность высказаться, обостренное чувство любви, беспокойно бьющееся сердце, все свои романтические переживания доверял одной верной подруге – скрипке. Когда с простодушным пылом пробуждающегося сознания он брал ее в свои горячие детские руки, от робости не оставалось и следа. Лишь она давала ему возможность сполна выразить свои чувства, лишь она с готовностью откликалась на его юношеские откровения. Вместе с ней он переживал неутоленный голод детской и юношеской любви, и если бы не она, то у него, чего доброго, росло бы ощущение собственной ничтожности, неполноценности, ненужности. Но, к счастью, она всегда была под рукой, и ее близость оказалась для него бесценной.
В скрипке он и нашел забвение, в ней он нашел форму для выражения своих чувств и фантазий. Как прекрасны были их диалоги! Смычок делался продолжением его уверенной руки, выводящей звучавшие фразы, меняющиеся с каждым мгновением. С одной стороны, мальчик благоговейно слушал вопросы своей подруги, его приводили в восторг ее откровенные ответы, ее жалобный плач проникал к нему в душу, и он чувствовал полноту бытия и необъятный простор, неожиданно открывшийся ему. Но с другой – он отдавал себе отчет в том, что отгораживается от мира людей, понимал, что им суждено всегда быть только вдвоем – ему и ей. Он уже не стремился к людям, общество людей блекло и тускнело в его глазах и не казалось ему ни заманчивым, ни полезным. Сверстников своих он раздражал замкнутостью, ибо неведомая сила заставляла его искать уединения лишь со скрипкой, лишь она облегчала его одиночество, лишь с ней он был неразлучен.
Зоркие педагоги рано стали замечать в мальчике бесспорный талант. Слушая его музыку, текущую из-под смычка без малейшей заминки, они порой недоумевали, откуда в столь неоперившемся создании такая глубина чувств, такое многообразие сложных оттенков, приходящих к музыканту лишь с возрастом, опытом и виртуозным мастерством. В старших классах Ипполит Сотников проявлял особое усердие к музыке, и уже к пятнадцати годам он стал победителем международного конкурса академических скрипачей в Ганновере. Затем был международный