голубчики, поезд ушел! И совсем не в конструкции аппарата дело, хотя его гений и опередил всех на двадцать, нет – на тридцать лет. Главное – методика, фундаментальные исследования… Нобелевская премия, считай, в кармане…
Валентина шипела и обрывала его, но Кока был неумолим – он Эдисон и никак иначе, и снова показывал Петру чертеж очень странного аппарата, похожего на космическую станцию, только без крыльев – солнечных батарей. Чтобы утихомирить гения, Петр скрепя сердце выдал хозяйке денег еще на пузырек «Анапы», благо дежурный ларек имелся в двух шагах от дома. В результате, бессовестно выжрав еще полбутылки вина, «Эдисон» наконец утихомирился и заснул.
За окнами стало совсем темно. Петр помог злобно бурчащей под нос Валентине перетащить хозяина в соседнюю комнату и уложить на скрипучую кровать с никелированными шишечками. На улицу гостя не гнали, что ему и требовалось. Не раздеваясь, Петр улегся на диван, повозился, устраиваясь между пружинами, и крепко заснул. День прожит.
Глава 4. В объятия Унтера
Темнота плавала бесформенными клубами, противно касаясь лица и рук мокрыми рваными лохмотьями. Иссиня-черное облако мазнуло лапой по щеке, едва не вызвав приступ рвоты, а другое, чуть посерее и злее, завилось вокруг ног, сделав их совсем недвижными. А тот пляшущий в нетерпении клубок, мягко крадущийся к нему, совсем уже светлый, почти прозрачный, неожиданно стал распадаться на мелкие перистые клочья. Казалось, вот сейчас мрак расступится, и в глаза брызнет яркий поток сверкающих солнечных искр. Он хотел помочь, рванувшись навстречу, хотел раздвинуть, разогнать ладонями темноту, но руки не повиновались, сделавшись неподъемными и чужими. Ни единый проблеск света не прорвался сквозь мерзость тьмы. Только чье-то несвязное бормотание сумело пробить вязкий мрак – жалобное и негромкое…
Сбросив с себя остатки неприятного сна, Петр открыл глаза. Реальность явила за окном серый рассвет, храп и сонное бормотание Коки. Петр был не прав вечером, предполагая банкет законченным второй бутылкой «Анапы». Где-то ближе к полуночи в дверь стали колотить громко и смело, совсем-таки по-хозяйски, взывая к совести и разуму Коки. Пара мужиков обличьем в «гения», с трудом стоящие на ногах, с радостным шумом ввалились в квартиру, победно потрясая литровой бутылью с чем-то мутным, белесым и малоприятным на взгляд. Вскрытая тут же пробка дала волю разлившемуся по комнатам резкому сивушному запаху.
«Самогон, – услужливо выдал из подкорки мозг, которому Петр тут же и посетовал: – Как вспомнить что нужное, так проблемы неразрешимые, а как первач определить, так на, пожалуйста…»
Распитие самогона Кокой, Сеней и Дуней – последний был переименован из Даниила не в качестве нетрадиционной ориентации, а чисто по дружбе – с беседами и клятвами в любви продолжалось часа полтора.
Когда Кока вырубился окончательно, а Валентина, которой наливали поменьше, предельно изошла на желчь, усталый и трезвый Петр развел компанию. Коку уложили в постель с помощью сожительницы,