я прощена, – она примостилась на стуле. – Я действительно виновата перед тобой и прошу прощения.
– Это становится невыносимо! Как насчет того, чтобы писать себе записки?
– Я их пишу, а потом забываю, куда положила.
Ложкой с мороженым Клер обвела свою огромную захламленную студию, большую часть которой занимала мастерская. Диван, на подлокотнике которого сидела Анжи, был здесь одним из немногих предметов мебели. Впрочем, имелся еще стол, заваленный горой газет, журналов и пустых бутылок из-под пепси и колы. Второй стул оказался задвинутым в угол, и на нем покоился бюст из черного мрамора. Скульптуры – одни законченные, другие заброшенные – сидели, стояли или опирались на что-то всюду, где только было возможно.
Кухня и маленький альков, служивший спальней, занимали совсем немного места. Все огромное помещение, где уже пять лет жила Клер Кимболл, было святилищем ее искусства.
До восемнадцати она старалась соответствовать представлениям своей матери о чистоте и порядке, но потребовалось меньше трех недель самостоятельной жизни для того, чтобы Клер поняла, что естественная среда ее обитания – беспорядок, и только он.
Она ласково улыбнулась Анжи, в третий раз обводившей глазами студию.
– Как ты можешь что-нибудь найти в таком бедламе? Да еще все бесконечно забываешь! Я иногда удивляюсь, как ты помнишь о том, что утром нужно встать с постели!
– Ты просто беспокоишься о выставке, – Клер отложила в сторону коробку наполовину съеденного мороженого.
«Здесь оно, наверное, и растает», – подумала Анжи и тяжело взохнула.
Она взяла пачку сигарет и отыскала зажигалку.
– Волноваться из-за этого бесполезно, – между тем продолжала Клер. – Им либо понравится то, что я делаю, либо не понравится.
– Верно. Тогда почему ты выглядишь так, словно спала четыре часа?
– Пять, – слегка улыбнулась Клер, но улыбка тут же сошла с ее лица. Говорить об увиденном сне она не хотела. – Я напряжена, но не взволнована. Достаточно того, что волнуеетесь ты и твой муж.
– Жан-Поль действительно ужасно переживает, – кивнула Анжи.
Она уже два года была женой владельца галереи и сильно зависела в своих суждениях от его представлений об искусстве. Впрочем, от его тела Анжи зависела не меньше.
– Это первая выставка в новой галерее. Речь идет не только о тебе.
– Я знаю, – глаза Клер на мгновение затуманились, когда она подумала о том, сколько денег и времени потратили супруги Ле Бо на свою новую галерею, которая значительно превышала по размерам ту, которой Жан-Поль владел раньше. – Я не подведу вас.
Анжи чувствовала, что, хотя Клер очень не хотела этого показать, волновалась подруга не меньше, чем они сами.
– Мы это знаем, – улыбнулась Анжи, желая разрядить обстановку. – На самом деле мы рассчитываем после твоей выставки стать в Уэст-Сайде галереей номер один. А сейчас я пришла, чтобы напомнить тебе о завтрашних интервью. В десять утра ты разговариваешь с журналистом из «Нью-Йорк таймс», а во