это случилось?
– Да как всегда. Данила вышел, и тут у него из кармана что-то выпало, то ли портмоне, то ли…телефон. В общем, не знаю. Он внезапно наклонился, и пуля попала в охранника. Прямо в лоб. Все бросились кто куда… но разве от снайпера спрячешься? Только он больше стрелять не стал.
– Ужас…
– Думаешь, Ревина это испугало? Поехал, как ни в чем не бывало, по своим делам! Даже не напился. Я сдуру решила, что у него нервный срыв, депрессия… Ничего подобного. Звоню вечером ему в гостиницу, спрашиваю, мол, как ты? Может, мне приехать? А он… смеется. Я, говорит, все выполнил, что мне было положено, и терять в этой жизни мне нечего. Так и заявил. Псих!
– Тебе надо уехать куда-нибудь, – посоветовала Закревская. – К родителям, например.
– Только не это. У мамы сердце слабое. Я и так за нее боюсь. Если в новостях про Данилу передадут… Ой, лучше не думать! Она ужасно за нас переживает. Ей Данила по душе пришелся. Она его как сына любит.
– Все равно. Одной тебе в квартире оставаться нельзя.
Машенька кивнула.
– Я к подруге переехала. В Болшево. Там спокойно… Лес, птички поют.
Ангелина Львовна, как могла, успокаивала Ревину. Та наконец устала от слез и жалоб, засобиралась домой.
– Вызову такси, – сказала она. – Я нашей машиной не пользуюсь. Боюсь. Вдруг бомбу подложат? О господи, спаси и помилуй…
Она неумело перекрестилась, достала из сумочки сигареты.
– Много куришь? – спросила Закревская.
– Пачки на день не хватает…
Подъехало такси. Закревская вышла на улицу вместе с Машей. Апрель покрыл Москву тончайшей зеленоватой дымкой. Из-под прошлогодней травы вылезли желтые цветочки мать-и-мачехи. Солнце высушило асфальт.
– Весна… – радостно вздохнула Ангелина Львовна. – У метро продают фиалки и тюльпаны. Любишь тюльпаны?
Госпожа Ревина посмотрела на нее, как на блаженную. Неужели кто-то может радоваться жизни, когда у нее такое несчастье? Семейная драма разбила ее сердце, и весенние запахи, краски и звуки вызывали у нее глухое раздражение. Весна несла с собой новое, а Машенька оплакивала старое. Она чувствовала невыносимую тоску, сменяющуюся страхом. Это был страх перед будущим без Ревина, без его денег, без привычного комфорта и достатка, без мужского внимания, наконец. Как он посмел? Она могла прекрасно устроиться, выйдя замуж за того же Мазурова! И теперь не курила бы по пачке сигарет в день и не принимала бы на ночь снотворное. Жила бы себе в свое удовольствие…
Подъехало такси, и Машенька села в него, все также погруженная в обиду на себя, доверчивую и глупую, на Ревина, на школьную подругу Гелю и на весь белый свет. Даже весна ее не развлекала, а, напротив, была ее врагом. Вся эта прелесть просыпающейся природы заставляла ее сердце обливаться кровью. Госпожа Ревина вдруг в один миг потеряла опору в жизни, которую считала незыблемой. Она страдала, и все должны были страдать вместе с ней.
«Теперь мне придется искать работу, – подумала Машенька и залилась слезами. – Неизвестно,