В общем, забирайте его отсюда для начала, – Татьяна Георгиевна кивнула на койку. – А дальше – дело ваше. В моём отделении его больше точно не будет.
– Татьяна Георгиевна, вы свободны сегодня вечером? – огорошил её папаша Сергея Ивановича. – Вы не замужем, я – вдовец…
– Откуда вы знаете, что я не замужем? Ах, ну да… Времена меняются только в виде дверей.
– В смысле?
– В смысле снимите вашему чувствительному болтуну квартиру, купите хорошую швейную машинку, и пусть занимается, чем хочет… Судя по костюму, рубашке и ботинкам, деньги у вас на эти мероприятия найдутся. И сегодня вечером я занята. И завтра, на всякий случай, тоже. Я занята по вечерам на всю мою оставшуюся жизнь.
– Зря, Татьяна Георгиевна. Зря!
– Очень даже может быть. Но я не желаю проводить вечера с человеком, ломающим мой характер. Он у меня уже слишком установившийся, – усмехнулась заведующая. – Так что не обижайтесь, Иван. Ничего личного. Вы красивый мужчина и как только отселите сынишку и забьёте на его жизнь – толпы молодых девиц просто накинутся на вас.
– И всё-таки, если передумаете… – Иван протянул Татьяне Георгиевне визитку. Она отрицательно покачала головой. Он положил визитку на стол и, подхватив под руки пошатывающегося и всхлипывающего сынишку, отчалил.
В кабинет тут же заскочила старшая акушерка и цапнула со стола визитку:
– Иван Спиридонович Волков, генеральный директор ООО «Мандала».
– ООО… чего?! – прыснула Татьяна Георгиевна.
– Манда, блин, ла! Манда-ла-ла-ла! – подхватила Маргарита Андреевна.
– Господи, даже страшно предположить, за что его общество ограниченно отвечает! – утирала выступившие от хохота слёзы заведующая обсервацией. – За чистые земли будд? За шерстяные ниточки для детского творчества, коим нынче увлекается иное бабьё? Это может быть что угодно! Алмазные диски для болгарок, например.
– А может, он торгует этими самыми… – зловеще начала старшая акушерка.
– Марго!
– Ла-ла-ла-ми торгует! В любом случае дядя видный. И машина у него – блеск! Какого ты отказалась?!
– Маргарита Андреевна, я не хочу иметь ничего общего с человеком, не понимающим собственного ребёнка. И вообще, чего ты лезешь в мою личную жизнь?
– Никуда я не лезу! У тебя личной жизни нет, так что лезть особенно некуда. Я бы этому гадёнышу, сынку его, ещё бы и по жопе выписала. Забыла, как он тут нам целый час лекцию слёзную читал? Убийцами называл, а?!
– Тут он прав. Поздний аборт – убийство.
– Ты что, даже на него не рассердилась?
– За что на него сердиться? Доктор на больных не обижается, – Татьяна Георгиевна улыбнулась.
– Ну, ты вообще… Чистый Будда.
– Ага. Сейчас, мандалу в душ свожу – и светиться начну.
– Ладно, я пошла. В хате жрать нечего, псина не выгуляна, Светка неизвестно где шляется. Ты домой?
– Что мне дома делать? Поздно