и выпить разбавленный этанол. Некоторые можно было произносить при женщинах, а некоторые считались «неприличными». Тай честно пытался разобраться в обычаях землян, но это было сродни попытке прочитать библиотеку свитков, которые скатали в тугой шар. Обрывки он видел, а общий смысл прятался внутри.
О том, что пришел в гости, догматик не пожалел. На кухне его ждало много еды. Людмила не знала, можно ли святому есть скоромное и, на всякий случай, уже распланировала куда уберет мясные блюда, если гость проявит возмущение. После помойки гость возмущение выказывать не стал, хотя ел скромно по общепринятым меркам. Женщине было невдомек, что Тай отъедался от души. Просто у него объедание практически совпадало с требуемым количеством калорий. Тело Богданова уже похудело, но до жилистого Тая ему было далеко. В конце хозяйка налила две чашки с горячим наркотическим напитком, впрочем, довольно безвредным в разумных дозах, и села напротив догматика.
– Я так бесконечно благодарна тебе, – искренне сказала она – если бы не ты, Макс бы умер. Вообще не представляю, как мне жить без него.
Тай ничего не отвечал. Только холодно смотрел на то краснеющую, то бледнеющую женщину. Она не врала, сын был для нее смыслом жизни. С ужасом она ждала того момента, когда повзрослевший птенец упорхнет из гнезда. Настоящие птицы, более здравомыслящие в своем эгоизме, в определенное время сами выпихивают детенышей из родительской колыбели. Но после того случая Люда узнала куда больший страх. Макс мог не просто отдалится, он мог превратиться в ничто. В земляной холмик. В холодный памятник. В безмолвие.
Это она их увидела. Два трепыхающихся на грязной клумбе тела, надсадно кричащих от боли. Мальчик и девочка, наслушавшиеся бреда об тягости бытия. Люда бегала вокруг, ждала скорую, двенадцать минут запредельной паники. Вой сирены и прыгающая на «лежачих полицейских» скорая, где она отчетливо поняла, что дети не выживут. По короткому вздоху водителя, по слишком спокойному взгляду фельдшера. Медики их уже приговорили. Может быть их даже расстроит факт гибели двух малолеток. Но Людмила ощутила пустоту, невероятную, бескрайнюю и ледяную пустошь вокруг себя, где совершенно безразлично, куда ты пойдешь, мир все равно останется пустым и холодным.
А потом пришел этот бомжеватый мужик и вернул в ее мир свет и тепло. Взамен он не попросил ничего. Это было странно, неудобно и стыдно. Если бы он призвал ее бить поклоны какому-то божеству, да хоть целовать черного козла под хвост. Или, куда обыденнее, просто выклянчил денег. Хотя бы намекнул на это. Нет. Тай воскресил ее сына и ушел. Даже сейчас смотрел на нее с холодным интересом и только. Людмила невольно поежилась. Взгляд вовсе не подходил слегка обрюзгшему здоровяку. Такие смотрят нахально, норовят сказать вслед корявый матерный комплимент или тихо и счастливо живут под каблуком одной единственной. Такое впечатление, что это лишь маска, за которой скрыт кто-то старый, даже древний. Женщина смутилась окончательно и замолчала, не в силах выразить своих чувств.
– Уверен, –