предпочел школу полиции. Вышел на шоссе от Сен-Жю-ан-Шасе до Парижа, поймал машину – и в путь. Никто не догадался, что к такому неординарному шагу Жана как раз подтолкнула любовь к философии.
В городке Сен-Жю-ан-Шасе, где он родился, в нескольких километрах к северу от Парижа, он так и не столкнулся со своим идеалом. Тогда-то у него и сложилось впечатление, что все белые женщины живут в Бельгии. Это его успокоило. Но так получилось, что однажды он повстречал уже мертвую Александру. Вся его жизнь перевернулась. Ее уже было не вернуть самым нежным поцелуем.
– Ладно, скажу вам: она была самой неприметной среди девочек в классе. О ее спортивных успехах мы ничего не знали. То есть знали, но вели себя так, будто не знали. Чтоб не зазнавалась. В общем, не обращали на нее внимания.
– А почему она выбрала именно тебя?
– Не знаю.
– Может?..
– Идите к черту.
– Посмотри, – Жан достал из борсетки выпускную фотографию нашего класса, – посмотри, фломастером обведена лишь твоя голова – словно нимб.
Я пристально посмотрел на него, не издевается ли. Вроде нет. Ну не дурак?
– Да, я был святым, за это она меня и любила.
– А что это за значок у тебя на груди?
– Значок ленинской армии.
– Что это значит?
– Это значит, что я принадлежу к ленинской армии. Ведь меня зовут Ленар – Ленинская армия. И еще это значит, что я ненавижу буржуев и Антанту.
– Кто такие буржуи? – спросил Жан.
– Это мы с тобой, – сказал Рауль, – как и Антанта.
– А-а, – протянул Жан.
– Может, у нее были какие-то друзья или родственники? – задал словно бы риторический вопрос Рауль.
– Отец у нее умер рано. От рака. Мы тогда не понимали, что это такое – потерять отца в детстве. Про мать она никогда ничего не рассказывала. Наверное, ее не было.
– Как не было?
– Да, – ударил я себя по лбу. – Несуразицу сказал.
– А дальние друзья?
– Что «дальние друзья»? – засмеялся я. – Теперь ты несуразицу сказал.
– Да просто друзья, – влез Жан.
– Не помню, не знаю. Я с прошлым порвал.
– Я так понял, не было у нее никаких друзей?
– Всем друзьям поотрывали головы еще в жаркие деньки русской буржуазно-криминальной революции.
– Сам ты Антанта!
На самом деле мне нечего было им сказать, потому что большинство впечатлений я терял. Например, когда мне в первый раз вырвали зуб мудрости. Подцепили щипцами и вырвали к ядрене-фене. Из-за заморозки я не чувствовал боли. Только на секунду почувствовал соседний зуб, служивший упором.
Потом я шел домой, харкал кровью в зеленые листы мать-и-мачехи и подорожника.
И только теперь я подумал о Петре и море. Интересно, если море вытекает из лунки вырванного зуба, а потом некоторое время скапливается за щеками. Болтается. А потом хоп – плевок, буря.
Кажется, один из моих плевков тогда угодил в шляпку белого гриба, и я пожалел, что оставил вырванный зуб в урне. Пусть